Последняя любовь лейтенанта Петреску - Владимир Лорченков Страница 18

* * *

– Ну, с Богом, – шумно выдохнул Эдуард, и допил остатки водки.

– Что-то мне не по себе, – глядел мутными глазами на экран стажер, – жарковато у вас.

– Вот сейчас, – ласково сказал Эдуард, – и прогуляешься по свежему воздуху.

– Следить за кем-то надо?

– Нет. За водкой сходишь.

– Ой, я столько пить не могу.

– Во-первых, стажер, тебя никто о количестве водки, которую ты можешь выпить, не спрашивает. Во-вторых, принесешь ты ее мне. После чего свой рабочий день можешь считать оконченным.

– А как же господин Танасе?

– Сколько мы с тобой здесь сидим?

– Двадцать минут пятьдесят две секунды. Пятьдесят три уже. Пятьдесят четыре…

– Умница. Дотошный. Сразу видно, наш человек. Только вот напрягаешься зря. Стреляться он не будет. Посидит с пистолетом, да обратно положит.

– Точно? – с надеждой взглянул на него стажер.

– Конечно, – успокоил его Эдуард, – я ведь начальника своего хорошо изучил. И ты, когда на службу возьмем, меня хорошо изучишь. На том и стоим.

– На ком?

– Неважно. Бери десять леев, и неси водки. И закусить чего-нибудь.

– Она же дороже стоит.

– А ты что-нибудь придумай. Ты же будущий разведчик.

После того, как стажер ушел, Эдуард вынул из видеомагнитофона кассету, и поставил новую. Камеры скрытого наблюдения показывали, что в кабинете Танасе ничего не изменилось. Майор с любопытством посмотрел на экран. Ему было безумно интересно: застрелится Танасе, или нет. Ведь такое с директором СИБ случалось впервые: подчиненные знали его, как человека уравновешенного и спокойного.

Наконец, тихо вздохнув, Танасе отвел от лица дуло пистолета, встал, и положил оружие обратно в сейф. Эдуард удовлетворенно хмыкнул, и посмотрел на себя в зеркало. Там, в обрамлении пятен от зубной пасты, помады, жирных пальцев, сидел на стуле невысокий плотный мужчина с красным от регулярной выпивки лицом. По носу, от горбинки к ноздрям, сбегали две синеватые прожилки. Над верхней губой топорщились редкие усики: бриться Эдуард не любил. Мужчина в зеркале поправил прическу опухшими пальцами, и почесал за ухом.

– А я еще очень даже ничего, – задумчиво сказал Эдуард, и придвинул стул поближе к зеркалу, – только вот нос чересчур волосатый. Да и… уши, – точно, уши тоже волосатые.

Напевая песню «Драгостя дин тэй» (Эдуард знал, что она бесит Константина Танасе, и поэтому очень любил эту песню) майор подошел к столу, вынул маникюрные ножницы, подсел к зеркалу, и принялся постригать волосы в носу. Было щекотно. Краем глаза майор поглядывал на камеру наблюдения. Эдуарду было очень жалко, что Танасе не застрелился. Конечно, майора на пост главы Службы информации и безопасности не назначили бы (у него не было родственников в парламенте и правительстве), но смерть Танасе означала для всех офицеров службы автоматическое повышение на одну ступень. Это Эдуарда, который засиделся в майорах, устраивало. Но, увы, директор СИБ не застрелился. Задрав голову, Эдуард засунул ножницы себе в ноздрю, и проговорил свою ежедневную молитву, слова, сказанные ему когда-то отцом:

– Никогда никому ни в чем не завидуй. Ты можешь быть извращенцем, трахать двенадцать любовниц и иметь виды еще на троих; можешь трахать мальчиков, девочек, лошадей и скунсов; бить старушек, сыпать стекло в салаты в общественных столовых, быть психом, придурком, озлобленной тварью – и все равно у тебя будет все, – если, конечно, ты не будешь завидовать.

Слова эти Эдуард повторял себе ежедневно. Но чувство зависти его, к сожалению, не покидало. Майор постоянно завидовал. Всем. Директору СИБ, владельцам автомобилей (сам Эдуард так и не сумел сдать на права), соседу, купившему новую стенку, соседке, затеявшей ремонт, одноклассникам, многие из которых добились в жизни большего, чем он, майор госбезопасности Эдуард. Единственным светлым пятном на его памяти была двухгодичная поездка в Лондон, где Эдуард намеревался постичь тайны ремесла Джеймса Бонда. Увы, английские коллеги на странного человека в замызганном плаще, приехавшего из неизвестной им страны (англичане постоянно путали Молдавию с Мальтой) не обращали внимания. За два года Эдуард научился лишь одному: хорошо заваривать чай.

– Что ж, – спокойно говорил Танасе, когда майор вносил в кабинет чашки с ароматным, правильно заваренным чаем, – это тоже многого стоит. Вот вышибем мы тебя за плохую службу, устроишься в ресторан какой-нибудь. Или в чайную.

И хохотал. Эдуард кисло улыбался, ставил чашку на стол, и выходил, мягко прикрыв за собой дверь. После этого он обычно плевал на обивку двери, кривлялся, и высовывал язык. А чтобы этого Танасе не увидел, майор залепил жевательной резинкой зрачок камеры наблюдения, расположенной над дверью. После этого Танасе решил, что камера просто сломалась (взглянуть на нее ему и в голову не пришло).

Закончив процедуру стрижки волос в носу, Эдуард сполоснул лицо холодной водой в умывальнике, стоящем в углу кабинета, вытер руки, и приступил к ушам. В это время вернулся стажер с водкой и помидорами.

– Это еще что? – покосился майор на помидоры.

– Закуска, – ответил, икнув, чуточку протрезвевший стажер, – мировая закуска. Испанцы, когда привезли томаты в Европу, называли их яблоками любви. Или это об апельсинах?

– Ты давай, – закончил с левым ухом Эдуард, – ботанику мне тут не разводи, а лучше налей водки.

– А можно и я тоже выпью?

– Можно, – поощрительно кивнул Эдуард, – только себе нальешь меньше.

– Я ходил за выпивкой, а наливаю себе меньше. Разве это справедливо? – возмутился стажер.

– Конечно нет, – весело согласился Эдуард, пряча ножнички в ящик стола, – только если тебе справедливость нужна, иди стажироваться в Комитет по правам человека.

– А что, есть у нас такой?

– Естественно. Американцы два года назад открыли. И сразу после этого сократили бюро ЦРУ в Молдавии.

– Это еще зачем?

– А на кой черт им держать в одном месте две одинаковые организации?

Эдуард снова включил камеру наблюдения, установленную в кабинете директора. Константин Танасе, неумело держа в руках бутылку коньяка, пытался открыть ее зубами.

– Ничего у него не выйдет, – глянул на экран стажер, – неправильно открывает.

– Пусть мучается, – решил Эдуард, – не пойдем же мы к нему помогать, сказав: так, мол, и так, вели наблюдение за вами в вашем же кабинете…

– Это, кстати, противозаконно, – блеснул знаниями стажер.

– Конечно, – флегматично кивнул Эдуард, – поехали. Выпьем.

– А интересно было бы посмотреть, – осторожно сказал стажер, глядя на Эдуарда снизу (он уселся на полу), – как застрелился директор всемогущей Службы информации и безопасности.

– Всемогущей она никогда не была, – отхлебнул Эдуард прямо из горлышка, на пробу, – да и не застрелится он никогда.