Человек воды - Джон Ирвинг Страница 18

Он вернулся в Америку и представил отцу в Огромной Кабаньей Голове свою большую беременную спортсменку; его отец взял за правило величать Бигги Кунтф не иначе как «эта огромная, блондинистая немецкая шхуна»; он не смягчился даже тогда, когда ему сказали, что отец Бигги из вермонтских немцев.

Фред Богус был лишен отцом финансовой поддержки до тех пор, «пока он не перестанет демонстрировать вопиющую безответственность по отношению к своему будущему».

Сочетавшаяся браком в Западном Ганнене, Вермонт, Сью Бигги Кунтф была вынуждена распороть свадебное платье своей матери (и матери своей матери) лезвием и сделать вставку из подходящего материала, чтобы прикрыть несколько месяцев своей беременности. Отец Бигги огорчился лишь из-за того, что закончилась ее лыжная карьера. А мать Бигги полагала, что девушкам в любом случае лыжи ни к чему, но была огорчена порчей свадебного платья.

Трампер вернулся в Государственный университет Айовы с утвержденной для соискания степени магистра гуманитарных наук темой о связи между диалектами баллад и народных сказаний земель Зальцбурга и Тироля и нижним древнескандинавским. Он получил разрешение вернуться в Австрию, чтобы продолжить свои увлекательные исследования. Отправился он туда после того, как родился его первенец.

(Трампера отвезли в больницу Государственного университета Айовы в бессознательном состоянии, после того как он впервые увидел своего кроваво-красного, спеленатого первенца. «Это мальчик!» — известила его сестра, вышедшая из родильного отделения, чистенькая и беленькая, с покрытым испариной лбом.

— А он будет жить? — спросил Трампер, медленно оседая на пол.)

На самом деле он вернулся в Австрию затем, чтобы возродить романтические отношения с женой и встретиться со своим старым другом Мерриллом Овертарфом. Потерпев неудачу и в том и в другом, он вернулся в Айову заявить, что считает свою работу на соискание степени магистра гуманитарных наук несостоятельной и что он предпочел бы сменить тему. Так он начал переводить с нижнего древнескандинавского поэму «Аксельт и Туннель», которую переводит уже почти четыре года…

И он по-прежнему стремится восстановить дружеские отношения с доходами своего отца. Он по-прежнему мучается вопросом, будет ли жить его ребенок. И он все еще рассматривает целесообразность своей женитьбы на бывшей профессиональной спортсменке, способной сделать куда больше приседаний, чем он. Он, например, опасался бороться с ней из боязни, как бы ему неожиданно для самого себя не оказаться прижатым к полу. Стоило ему похвастаться, что раньше он прыгал с шестом, как она тут же заявила, что тоже прыгала с шестом. И он побоялся выяснить, кто прыгает выше…

…на этом месте, весьма мелодраматическом, пленка заканчивается и начинает хлестать концом по пустой катушке, трики-трики-трики-трак!

— Богус? — кричит ему из спальни Бигги.

— Все в порядке, Биг.

Он дает ей снова заснуть, после чего воспроизводит записанную им статистику. Он находит в ней недостаток объективности, краткости, честности и здравого смысла и понимает, что мистер Фитч и его статистическое бюро отвергли бы любую информацию, имеющую отношение к этому мошеннику Трамперу, и не стали бы заносить его имя в списки. Глядя из своего окна на погруженный в темноту дом Фитча, он вспоминает, что Фитч умер. Ощущая странное облегчение, он возвращается в постель. Но утром, пока Кольм барахтается на его груди, Богус отрывает голову от подушки и украдкой выглядывает из окна спальни. Увидев, как материализовавшийся дух мистера Фитча трудится на своей лужайке, Трампер спускает сынишку барахтаться на пол.

— Господи, Богус, — восклицает Бигги, наклонясь над хнычущим ребенком.

— Мистер Фитч умер вчера ночью, — сообщает ей Богус.

Осторожно выглядывая из окна, Бигги произносит:

— Сегодня утром он выглядит гораздо лучше.

Итак, сейчас утро, решает Трампер, пытаясь проснуться; он наблюдает, как Бигги и Кольм пристраиваются рядом с ним.

Если Бигги не в больнице, значит, сегодня суббота. Л если сегодня суббота, то я должен продавать брелки, значки и прочее барахло на стадионе. И если Айова снова проиграет, то я переметнусь на сторону победившей команды…

Неожиданно ребенок и жена поднимают свою привычную возню; Бигги снова встает. Он пытается прижаться к ее груди до того, как она покинет его, но натыкается лишь на се локоть.

Он открывает глаза. Все совсем не такое, каким кажется. Разве может быть на свете Бог? Он пытается вспомнить, когда в последний раз верил в его существование. В Европе? Наверняка Бог странствует где-то за ее пределами. В любом случае это было не в Европе; по крайней мере, пока Бигги жила с ним в Европе, никакого Бога там не было. Затем он вспоминает Меррилла Овертарфа. Это был последний раз, когда Бог находился где-то поблизости, думает он. Значит, вера в Бога ушла вместе с Мерриллом.