Одинокий волк - Джоди Пиколт Страница 18

Меня всегда изумляло то, как, когда ты не даешь никакого объяснения, другие люди начинают читать между строк. В записке, что я оставил маме на подушке, чтобы она ее сразу заметила после моего ночного бегства, я написал, что люблю ее и ни в чем не виню. Еще я написал, что больше не могу смотреть отцу в глаза.

Все написанное — правда.

Жажда замучила? — спрашивает какая-то женщина, и я отскакиваю назад, когда понимаю, что из автомата с содовой, перед которым я стою в больничном кафе, кока-кола льется мне прямо на кроссовки.

Господи! — бормочу я, отпуская рычаг. Оглядываюсь вокруг, пытаясь найти, чем бы вытереть лужу. Но салфетки выдают поштучно на кассе — своеобразная инициатива, направленная на защиту окружающей среды. Я оглядываюсь на кассиршу, которая прищуривает глаза и качает головой.

Луэллен! — кричит она через плечо. — Позови охранника.

Возьмите.

Стоящая рядом женщина достает из сумочки упаковку салфеток «Клинекс» и начинает вытирать мою мокрую рубашку и штаны. Я пытаюсь забрать у нее влажный клубок бумажных салфеток, и мы ударяемся лбами.

Ой!

Простите! — извиняюсь я. — Я такой неловкий.

Вижу.

Она улыбается. У нее ямочки на щеках. Она, наверное, моя сверстница. У нее на груди больничный пропуск, но она без халата или униформы медперсонала.

Знаете что, давайте я угощу вас колой.

Наполнив еще один стаканчик, она перекладывает банан и йогурт с моего подноса на свой. Проводит пропуском через терминал, чтобы оплатить обед, и я иду за ней к столику.

Спасибо. — Я потираю рукой лоб. — В последнее время я совсем не сплю. Вы так любезны.

Вы так любезны, Сьюзан, — подсказывает она.

Я — Эдвард...

Приятно познакомиться, Эдвард. Я просто поправила тебя, чтобы ты на будущее знал, как меня зовут.

На будущее?

Когда ты мне позвонишь...

Разговор развивается так стремительно, что я не успеваю сле-дить за его поворотами.

Сьюзан смущенно улыбается.

Блин, как я не подумала... Похоже, моя интуиция спит. Противно, да? Пытаться закадрить кого-нибудь в больничном кафе... Насколько я понимаю, ты здесь лежишь или сейчас наверху рожает твоя жена... Но ты выглядел таким беспомощным, а мои родители познакомились на похоронах, поэтому я всегда считала, что не нужно упускать свой шанс, если встречаешь человека, с которым хочешь познакомиться поближе...

Подожди... Ты пыталась меня закадрить?

Прямо в точку!

Впервые за время нашего разговора я улыбаюсь.

Дело в том, что я не... — Теперь ее черед смущаться. — Я к тому, что я не твоя мишень... Я играю в другой команде, — признаюсь я.

Сьюзан заливается смехом.

Поправлюсь: моя интуиция не просто спит, она себя полностью дискредитировала. Похоже, мне уготована участь старой девы.

Но я все равно польщен, — признаюсь я.

К тому же пообедаешь бесплатно. Можешь угощаться. — ()на указывает на стул напротив. — Так что привело тебя в больницу Бересфорда?

Я не спешу с ответом, вспоминая об отце, который молча и неподвижно лежит в реанимации. О сестре, которая терпеть меня не может и которая, как раненый солдат, от шеи по пояс и бинтах.

Успокойся. Я не собираюсь нарушать закон о медицинской ответственности. Я просто подумала, что было бы неплохо хоть ненадолго найти собеседника. Если только тебе не нужно куда-нибудь бежать.

Мне нужно дежурить у постели отца. Я впервые за двенадцать часов покинул палату, зашел в кафе, чтобы подкрепиться и отдежурить еще двенадцать. Но вместо этого я сажусь напротив Сьюзан. Убеждаю себя, что всего на пять минут.

Не нужно, — произношу я первое из последующей череды лжи. — Я никуда не спешу.

Когда я вернулся в палату к отцу, там меня ждали двое полицейских. Я почему-то не удивлен. Это просто очередной пункт в длинном списке неожиданностей.

Мистер Уоррен? — спрашивает первый полицейский.

Непривычно, когда тебя так называют. В Таиланде меня называли Ajarn Уоррен — учитель Уоррен, и даже тогда я испытывал неловкость, как будто натянул рубашку, которая мне не по размеру. Слишком велика. Я никогда не понимал, в какой момент человек взрослеет и начинает откликаться на подобное обращение, но абсолютно уверен, что сам я до этого пока не дорос.

Я — офицер Уигби, а это офицер Дюпон, — представляется полицейский. — Сочувствуем вашей... — Он прикусывает язык, не успевая вслух произнести слово «потеря». — Тому, что произошло.

Офицер Дюпон выступает вперед и протягивает мне бумажный пакет.

На месте аварии мы обнаружили личные вещи вашего отца и решили, что вы захотите их получить, — говорит он.

Я протягиваю руку и забираю пакет. Он легче, чем мне показался.

Они прощаются и выходят из палаты. На пороге Уигби оборачивается:

Помните одного из волков, которого чуть не отравили? Я рыдал, как ребенок, Богом клянусь.

Он говорит о Вазоли, молодой волчице, которую привезли к отцу в Редмонд после того, как над ней поиздевались в зоопарке. Он построил для нее вольер и переселил в него двух самцов-переярков, чтобы сформировать новую стаю. Однажды в Редмонд после закрытия прорвался один из защитников прав животных и подменил мясо, купленное на бойне, на мясо, приправленное стрихнином. Поскольку Вазоли являлась альфа-самкой, она поела первой — и без сознания упала в пруд. Операторы сняли тот момент, когда отец вылавливал ее из воды и переносил в свой трейлер, укутав в собственные одеяла, чтобы она согрелась, пока волчица не стала вновь реагировать на происходящее.

Этот полицейский не просто сообщает мне, что является фанатом моего отца. Он говорит: «Я помню, каким был твой отец». Он говорит: «Это тело на больничной койке — не настоящий Люк Уоррен».

Когда они уходят, я присаживаюсь рядом с отцом и рассматриваю содержимое пакета. Внутри летные солнцезащитные очки, рецепт от Джилли Люба, мелочь. Бейсболка с пожеванным козырьком. Мобильный телефон. Бумажник.

Я кладу пакет и начинаю вертеть в руках бумажник. Он почти новый, но, с другой стороны, отец часто забывал брать его с собой. Он оставлял бумажник в бардачке грузовика, потому что, когда шел в вольер к волкам, любопытное животное, вероятнее всего, вытащило бы бумажник из заднего кармана. К двенадцати годам я стал носить наличные, когда куда-то ходил с отцом, чтобы избежать неловких ситуаций, когда стоишь в очереди к бакалейщику, а тебе нечем расплатиться.

Я открываю бумажник. Внутри сорок три доллара, карта «Visa» и визитка ветеринара из Линкольна. Еще лежит накопительная карточка из магазина, торгующего зерном и кормами, на тыльной стороне которой рукой отца написано: «Сено?», а ниже номер телефона. Еще я нахожу маленькое фото Кары на ярко-синем фоне, который всегда присутствует на школьных фотографиях. Нет даже намека на то, что мы вообще с ним знакомы.