Правек и другие времена - Ольга Токарчук Страница 18

Книжица «Ignis fatuus, или Поучительная игра для одного игрока» была попросту инструкцией Игры, написанной на латыни и по-польски. Помещик перелистал ее страница за страницей, и все это показалось ему очень замысловатым. Инструкция описывала каждый из возможных результатов выпада кости, каждое движение, каждую пешку-фигурку и каждый из Восьми Миров. Но описание казалось несвязным и полным отступлений от темы, так что в конце концов Помещик решил, что перед ним дело рук сумасшедшего.

Игра является разновидностью дороги, на которой время от времени возникает выбор,

— звучали первые слова. —

Выбор совершается сам по себе, но иногда у игрока создается впечатление, что он делает его сознательно. Это может его напугать, поскольку тогда он чувствует себя ответственным за то, где окажется и что ему встретится.

Игрок видит свою дорогу как трещины во льду — линии, которые в головокружительном темпе раздваиваются, ломаются, меняют направление. Или как молнию в небе, которая зигзагом рассекает воздух, и предугадать ее траекторию невозможно. Игрок, верящий в Бога, скажет: «деянье божье», или «перст божий» — это всемогущее и всесильное орудие Творца. Если же он в Бога не верит, то скажет: «случай», «стечение обстоятельств». Игрок может воспользоваться словами «мой свободный выбор», но наверняка произнесет их тише и без уверенности.

Игра представляет собой карту побега. Она начинается в центре лабиринта. Ее цель — прохождение всех сфер и освобождение от оков Восьми Миров.

Помещик Попельский пролистнул сложное описание пешек и стратегию начала игры, пока не дошел до характеристики Первого Мира. Вот что он прочел:

В начале не было никакого Бога. Не было ни времени, ни пространства. Были только свет и тьма. И это было совершенством.

У него появилось ощущение, что откуда-то он знает эти слова.

Свет зашевелился внутри себя и воссиял. Столп света ворвался в темноту и нашел там извечно неподвижную материю. Он ударил в нее со всей силой, так что разбудил в ней Бога. Бог, еще полусонный, еще не уверенный в том, что Он такое, огляделся вокруг, и поскольку никого, кроме себя, не обнаружил, то понял, что Он — Бог. И, сам для себя не названный, сам для себя не понятный, возжелал познать себя. Когда Он в первый раз пригляделся к себе — упало Слово, и Богу показалось, что познание — это называние.

И вот катится Слово из уст Бога и разбивается на тысячу частей, которые становятся семенами Миров. И с той минуты Миры растут, а Бог отражается в них, как в зеркале. Изучая свое отражение в Мирах, Он видит себя все больше, все лучше себя познает, и это познание обогащает Его, а значит, обогащает и Миры.

Бог познает себя через течение времени, ведь только то, что неуловимо и изменчиво, более всего подобно Богу. Он познает себя через горячие скалы, которые выныривают из моря, через влюбленные в солнце растения, через поколения животных. Когда появляется человек, Бог переживает озарение, впервые Ему удается назвать в себе хрупкую линию ночи и дня, эту тонкую границу, от которой светлое начинает быть темным, а темное — светлым. С тех пор Он смотрит на себя глазами людей. Он видит тысячи своих лиц и примеряет их, точно маски, и — словно актер — на минуту становится то одной маской, то другой. Молясь сам себе устами людей, Он открывает в себе противоречие, ибо в зеркале отражение бывает реальным, а реальность превращается в отражение.

«Кто я? — спрашивает Бог. — Бог или человек, или, может, и то и другое одновременно, или ни то и ни другое? Это я сотворил людей или они меня?»

Человек искушает Его, и потому Он прокрадывается в ложе любовников и находит там любовь. Прокрадывается в постель стариков и находит там бренность. Прокрадывается в постель умирающих и находит там смерть.

«Отчего бы и не попробовать?» — подумал Помещик Попельский. Он вернулся к самому началу книжки и расставил перед собой латунные фигурки.