Институт сновидений - Петр Алешковский Страница 18

На одноколейном пути Мокрая Тундра – Старгород вагоны тянул дизель. 24 декабря Никита Юрьевич Косточкин возвращался из местной командировки. Три года назад умерла Алена, его жена, они остались вдвоем с дочкой Машкой, студенткой университета. Машкин бой-френд был козел, но разговаривать с дочерью на эту тему Косточкин считал себя не в праве, а еще – боялся остаться один в трех комнатах. Сейчас, вернувшись домой, он очень не хотел застать козла на кухне тупо пялящегося в телевизор.

Когда-то он работал в музее, собирая фольклор по деревням. В девяностые ставку в музее сократили, зато возник «Институт сновидений». Десять его сотрудников издавали на деньги спонсора сонники, гадали на кофейной гуще, записывали цыганские предсказания, директор всерьез заявлял, что тут обучают население видеть и оценивать осознаваемые сновидения. Никита Юрьевич, не вникая в суть этой галиматьи, упрямо продолжал собирать старый фольклор наравне с новым, что рождался прямо на глазах.

Косточкин всегда ездил в плацкарте, там встречались интересные типажи. Вот и сегодня, севший на станции Эммаус бродяжка поведал ему, что название это произошло от Эммы Ус, гренадерского телосложения помещицы, любившей пострелять по зайцам.

– По двести сорок штук настреливала за раз! – словно сам считал, похвалился попутчик.

О явлении воскресшего Христа путникам в Эммаусе он ничего не слышал, хмыкнул на комментарий Косточкина, и, повернувшись к сидевшей рядом бабке, принялся втирать ей про идущую войну белой и черной магий. Светлые силы представлял отпущенный из швейцарской тюрьмы Калоев, зарезавший авиадиспетчера.

– Потому как открыто с немцем сразился, – заявил он гордо.

– Со швейцарцем, – поправил Косточкин.

– Чем они не немцы? – огрызнулся бродяжка, – В Кожине фрицы карьер щебневый открыли, так страну и растащат по камешку. Один у нас на эту тему вещий сон видел.

– Сегодня немецкое Рождество, – подхватила бабка, – какой сон приснится, сбудется, только сны сегодня не к добру – Ангел Лаодикийский на поклон к Николе уходит, мы сиротствуем в эту ночь. Куме моей в этот день в 91-м приснился Горбачев, пятно на лбу у него ссыхалось и превратилось в горошину. Так на утро же он по телевизору с народом простился, а в кремле флаг СССР спустили!

Никита Юрьевич молча запоминал, подобных дорожных быличек у него набралось уже на целый том. Традиционные сны, где рыба означает беременность, собака – друга, выпадающие зубы – смерть, ему, признаться надоели, они были данью старине, тяготели к гадательной книге Мартына Задеки, бывшей особенно популярной у населения России в XIX веке. Новый фольклор – живой и страстный, путанный, похожий порой на бред, отражал состояние умов и был куда интересней.

Попутчики, сдружившись за обстоятельной беседой, сошли на каком-то полустанке. Дизель пыхтел, вагон качало, в окно била пурга. Косточкин заснул. Приснилась ему чудесной красоты девочка, они собирали грибы в лесу и чему-то весело смеялись. Девочка была похожа на дочку Машу и на ушедшую жену Алену одновременно.

Проснулся Косточкин, когда поезд подходил к старгородскому перрону. От вокзала пробирался неосвещенными дворами, срезая путь к дому, увиденный сон не шел из головы. Деву узреть – к чуду, объяснял Мартын Задека, – наивная интерпретация, основанная на корневом сходстве используемых для толкования слов: «дева» – «диво». Никаких чудес он не ждал.

Машка на счастье была дома одна. По случаю Рождества она приготовила утку с антоновскими яблоками, купила шампанского. Косточкин рассказал про сон, шутя предложил выпить за чудо. Тут-то дочь и призналась, что беременна, но твердо сказала, что замуж за отца ребенка не собирается, обозвав его козлом.

– Здорово, заживем втроем! – Никита Юрьевич обнял Машку и долго гладил ее по голове.

Ночью он увидел Ангела Лаодикийского, вырезанного на носу парусника. Корабль летел вверх в гости к Николе, у руля стоял он, Косточкин, с кормы свисал длинный, как Млечный путь невод. Шел снег, его хлопья падали на забытую на земле книгу Мартына Задеки. Фолиант вдруг стал скукоживаться и превратился в карту родной страны, по меридиану вместо привычного короткого названия было написано: «Институт Сновидений». Крохотные поезда, спешили по карте сквозь пургу в разных направлениях, пассажиры спали, их сны разноцветные, как конфетные фантики летели к звездам, но не долетев, застревали в ячее рыбацкого невода. Никита Юрьевич понял, что попал внутрь осознаваемого сновидения. Во сне он закрыл лицо руками, чтоб не дай бог не проснуться, как делал только в далеком детстве.