Легко! - Ольга Славина Страница 18

Он и не слушал, он всё еще летал где-то в районе Бэйсуотер. Только войдя в дом, он почувствовал, что туман в голове начинает рассеиваться. Он вышел на террасу и вспомнил, как звонил Анне из сада. Абсурд. Так нельзя. Надо всё держать по отдельности. Как сказано, он не ангел и, наверное, всё-таки будет встречаться с Анной время от времени. Уж больно хороша игрушка. Но нельзя это смешивать с реальной жизнью, а его реальность – это Одри, их друзья, работа и гольф по воскресеньям.

В компании в этот вечер почему-то доминировала тема искусства.

– А правда, что Найджел купил картину на Christie’s? Врет, наверное. Небось на e-Bay. Всё равно, когда увидишь, не забудь похвалить.

– А Сьюзен решила пригласить дизайнера и переделать весь дом. От скуки, ей-богу. Теперь ей хочется викторианский интерьер с тяжелыми драпировками со свагами и обязательно с чиппендейловскими креслами. Она всех уже изнасиловала этими креслами. Представляю, как это будет дико выглядеть. Чиппендейл подходит к викторианскому периоду, как собаке пятая нога.

– А Уитманы уезжают в следующем году в Штаты на лето, к детям, и уже смотрят дом в Хэмптонах.

– В Хэмптонах тоска. На Лонг-Айленде вообще всё напоказ. Толпы слоняются из одного дома в другой и все друг друга любят. А их даже никто не пригласит. Кто они там?

– Пригласит, не сомневайся. Они никто, но для американцев они настоящие англичане. Их будут после десерта подавать вместо сыра, другим на зависть. Там все друг перед другом выпендриваются.

По дороге домой Одри даже не зудела про скорость. Войдя в дом, Джон подумал, как здесь хорошо. Одри причесывалась в спальне перед зеркалом. Он подошел сзади, обнял ее за плечи и почувствовал такой родной и любимый запах.

Джон точно был не ангел. Он не считал верность большим достоинством и по большому счету был не уверен, что моногамия – естественное свойство человеческой особи. Он помнил, как кто-то когда-то сказал: «Не верность важна, а лояльность». Его любовь к жизни, талант и отвага уметь брать от нее всё, в чем кроется удовольствие, бросали его от одного адюльтера к другому. И тем не менее он был, скорее, примерный муж, чем плейбой. Его здравый смысл, уравновешенная психика и любовь к Одри помогали всё держать под контролем.

Была Мария, девочка в Мадриде. Двадцать пять, стройная смуглянка, помогавшая им с переводом. Обладая острым умом, она забавляла Джона своими ремарками насчет его коллег. Она была католичка и, несмотря на все свои современные взгляды и ценности, даже некоторую шлюховатость, в какой-то момент заговорила о грехе внебрачной жизни, на чем всё и кончилось.

Была модельер из Дублина, что само по себе звучало как насмешка. Она мечтала переехать в Лондон, но лучше в Париж, а в конце концов непременно в Нью-Йорк, и в ожидании этого в дублинских журналах мод рассказывала домохозяйкам, отоваривавшимся преимущественно в местном Marks&Spenser, о последних коллекциях мира. Она, казалось, сама стремилась, чтобы легко… но когда в один из приездов Джон обнаружил, что девушка купила ему лосьоны для бритья, тапки и халат, разместив это все в своей ванной, он сделал ноги.

Как ни странно, у него даже была однажды русская. Нина администрировала офис какой-то русской корпорации в Лондоне. В ней было что-то трогательно-провинциальное, включая ошибки в английской грамматике. В ней была готовность всегда принимать его безоговорочно, слушать, не перебивая, и никогда особо не высказывать свое мнение, если даже таковое и имелось.

Она плакала над «Великим Гэтсби», считая чудовищным, что эта техасская сволочь так подставила Гэтсби, прошедшего всю войну, а его кукольная дура вообще не разобралась, какой Гэтсби великий мужик. Джон не очень понимал, как она администрирует свой офис с таким знанием жизни, но это был не его вопрос. Его вопрос был покупать ей время от времени шмотки, да пару раз оплатить билеты ее матери, по которой Нина очень тосковала и которую, ну непременно, надо было привезти в Лондон. Когда она заговорила о третьем мамином приезде, Джон поинтересовался, а, собственно, зачем? Она что, по второму разу пойдет в Британский музей? Нина сказала, что ему не стоит так говорить, поскольку мамин приезд оправдан уже тем, что ей уже давно хочется познакомиться с Джоном.

Он озверел, ибо в памяти еще свежи были воспоминания о Марии, и поинтересовался, считает ли русская ортодоксальная церковь внебрачную связь грехом? Нина сказала, что да, считает, но это не фактор. Фактором же было то, что если бы ей нужны были только любовники, то незачем было бы переезжать в Лондон. На те деньги, что ей платят за администрирование, в Москве можно было бы жить гораздо лучше, а вот муж англичанин – это круто. Джон сообщил, что это точно не по адресу, она устроила истерику по поводу обмана и напрасно потраченного года (Как будто этот потраченный год просто кишел альтернативами!), а Джон на всякий случай сменил мобильник, соврав Одри, что у компании политика смены номеров не реже, чем раз в три года.

Одри всей этой ерундой расстраивать было нельзя. Джон был очень осторожен и всякий раз перед посадкой в Эдинбурге не забывал пройтись по телефону и на всякий случай стереть все тексты, даже невинные, и все номера, которые могли бы вызвать у Одри вопросы. Стирать вообще всё было бы более подозрительно. Хотя он ни на минуту не допускал, что Одри проверяет его телефон. Да никогда она до этого не опустится!

В последние два года он был безгрешен. То ли работа, то ли возраст стали сказываться, но ему как-то вполне хватало Одри и их друзей и не тянуло на сторону. Джон решил – не без сожаления – что и это прошло, на том и успокоился. Собственная вина не покидала его. Сейчас их ребенок уже был бы тинэйджером и наверняка появился бы и второй. Джон считал, что мания, с которой Одри тянет их обоих в клубы, на джаз, в мини-поездки по Европе на длинные уик-энды, есть своего рода компенсация. Но, несмотря на то что это добавило лишние нагрузки в его жизнь, и так полную перелетов и недосыпов, он любил этот образ жизни working hard and playing hard. Он любил шутить, что его жена выбирает из него всё, что по оплошности еще не выжала из него компания, но жил в балансе и гармонии и даже радовался, что адюльтеры в прошлом.

На работе Джон в последние годы очень продвинулся. Он был в той же позиции, что и четыре года назад, когда начинал, но стал главным из региональных вице-президентов по продажам, да и компания существенно выросла. Этот прирост сделал как раз он за счет Европы, «его» региона. Поэтому именно Джон вот уже третий год подряд возглавлял группу, представлявшую компанию на ежегодной международной выставке «3 GSM» в Барселоне. Там он тусовал клиентов с ночи до утра и с утра до ночи, выматываясь, но получая от этого удовольствие, и всегда возвращался с каким-то уловом. Его шеф время от времени ужинал с ним, как он выражался: «чтобы поэксплуатировать его мозги».

Шеф Джона заслуживал особого внимания. Не достигший еще и сорока, он слыл бонвиваном и вел богемный образ жизни. Женат он был, несмотря на молодость, вторым браком, а одевался с тщательностью голубого и продуманной небрежностью голливудского кинокритика. Никто бы не подумал, что он способен драть три шкуры за невыверенные цифры в еженедельном отчете, да и вообще их читать. Несмотря на его одержимость цифрами, они с Джоном составляли прекрасную пару, потому что Джон знал отрасль и рынок, как никто, а взгляды на отдых у них вообще совпадали полностью. В последние два года они, по сути, управляли компанией в тандеме.