Час ведьмы - Крис Боджалиан Страница 18

— Сначала мы поговорим со священником, — ответил Уайлдер. — Моя жена не обрадуется, если у нас в доме появится не освященный преподобным Нортоном предмет с тремя зубьями.

— Да, разумеется, — кивнул Джеймс Берден. — Он очень набожный и рассудительный человек.

— Скажите, кто из магистратов заключал ваш с Томасом брак? — спросил Уайлдер у Мэри.

— Сэмюэл Проуэр. Он скончался два года назад.

— Мне его не хватает. Хороший был человек.

— Это так, — согласилась Мэри.

— Развод — непростая задача. За все годы, что я живу здесь, могу припомнить совсем немного прецедентов.

— А при каких обстоятельствах? — спросил ее отец.

Уайлдер тяжело вздохнул и протер глаза.

— Первой была Элизабет Люксфорд. По-моему, это было в 1638-м. Нет, в 1639-м. В год засухи. У ее мужа, чьего имени я и не припомню, уже была жена в Англии. Суд одобрил прошение Элизабет, заковал ее мужа в кандалы и приговорил к огромному штрафу. Впоследствии его отослали. В 1644-м суд одобрил развод Анны Кларк, когда ее муж сбежал — покинул колонию, — чтобы жить во грехе с другой женщиной.

— А другие? — спросила Мэри.

— С тех пор как я стал членом суда, мы одобряли прошения в случаях прелюбодеяния или ухода из семьи: Марджери Норман, Дороти Петер, Доркас Холл. Ну и недавно случилось нечто из ряда вон выходящее.

— Джордж и Джоанна Хальселл, — с видом человека, посвященного в дело, кивнула мать Мэри.

— Да, — ответил Уайлдер. — Вы их знаете, Присцилла?

— Нет. Мне известно только то, что говорят люди.

Уайлдер кивнул.

— Я бы удивился, узнай я, что вы поддерживаете общение с подобными людьми.

— Прошу вас, расскажите мне об этом случае, — попросила Мэри.

— Несколько лет назад матушка Хальселл обвинила своего мужа в том, что он позорит свою честь с Эстер Лаг и предается греху с другой женщиной. Лично я поверил ее обвинениям. Но суд постановил, что Джордж имеет право и дальше обладать своей женой, какие бы прегрешения он ни совершил. Они до сих пор живут вместе.

— Вероятно, она очень несчастна, — заключила Присцилла.

— Скорее всего. В суде был тот еще фарс, — Уайлдер перевел взгляд на Мэри. — Полагаю, вам известно, что ваш процесс в губернаторском суде также будет проходить публично?

— Да, известно.

— Но, на мой взгляд, у вас есть основания. Как члену судебной комиссии мне не пристало давать советы, но полагаю, что ваши причины вполне весомы для прошения о разводе. Томас нанес вам серьезную травму. Насколько я понимаю, он напал на вас без всякой причины.

— Да, — подтвердила Мэри уверенным голосом, несмотря на усталость и боль, — я никогда не давала ему повода.

Отец посмотрел на нее, переводя взгляд с ее лица на раненую руку и обратно. Вплоть до этой встречи с магистратом Мэри не говорила ему, откуда взялся синяк, который она так долго скрывала под чепцом. Только сегодня утром она открылась матери. Но что, если сейчас он догадался обо всем? Возможно, родители давно уже что-то подозревали.

— Скажи мне вот что, Ричард, — попросил Джеймс. — Ты одобрял разводы в случаях, когда муж изменял жене либо уходил из семьи. А в случаях жестокости?

— Нет. Но это не значит, что у вашей дочери нет причин для столь радикальных мер. По закону у мужа нет права избивать свою жену. Суду потребуются доказательства его вины, но, Мэри, все, кто видел вашу руку, согласятся с тем, что у вас есть основания для столь решительного прошения.

Мэри кивнула. Она утешала себя тем, что Томас покусился на ее левую руку, а не на правую. Должно быть, магистрат заметил, что она посмотрела на свою повязку. Он улыбнулся ей ободряющей улыбкой.

— Мэри, ваши отец и мать — уважаемые люди и прихожане, — сказал он и подмигнул ее отцу, — хоть ваш батюшка и пытается в настоящее время привнести немного дьявольщины в наши трапезы.

Джеймс закатил глаза в ответ на ласковую критику.

— Но, — продолжал Уайлдер, — у вашего супруга также хорошая репутация и высокое положение в обществе. И его считают безгрешным. А это значит, что ваш процесс заинтересует очень многих.

— Это я переживу. Я с ним жить не могу.

— Полагаю, что на время суда вы захотите переехать к родителям?

Она посмотрела на родителей. Они это не обсуждали. Но отец сразу же кивнул ей.

— Да, — ответила она.

— В таком случае я завтра же начну приготовления. Губернаторский совет соберется через две недели, и тогда мы начнем суд. Вам потребуется юридическая помощь? Кто-нибудь, кто будет собирать показания и разговаривать со свидетелями?

— Кого бы ты порекомендовал, Ричард? — спросил Джеймс. — В торговых делах я обращался к Чарльзу Проперу.

— Пропер — хороший человек. Но в таком деле… Поговорите с Бенджамином Халлом. Он отлично разбирается в прошениях домашнего толка. Держит контору на углу Хай- и Милл-стрит. Ученый человек. Дотошный до крайности, но при его призвании это настоящий дар.

— Очень хорошо, — сказал Джеймс.

— И всегда лучше иметь дело с нотариусом, а не с адвокатом. Мне известно, что все больше людей обращаются к этим паршивым адвокатам, которым палец в рот не клади, но большинство магистратов относятся к ним с соответствующим презрением.

— Согласен, — кивнул Джеймс.

Магистрат продолжил по-отечески покровительственным тоном:

— Мэри, этот шаг повлечет за собой серьезные последствия. На всякий случай спрошу вас: не хотите ли вы подумать над своим решением еще один день?

— Нет. Я хочу пойти домой, взять кое-какую свою одежду, дневник, Библию и затем отправиться к родителям.

— Томас на мельнице?

— Или в таверне. Думаю, он пришел домой к обеду, но, найдя холодную плиту и пустой дом, отправился есть куда-нибудь в другое место.

— А что насчет вашей служанки?

Мэри помолчала. У нее уже не было сил стоять, поэтому она, извинившись, прислонилась к стене. Потом ответила:

— Она убежала сегодня ночью.

— До того, как Томас ударил вас вилкой, или после?

— До.

— То есть она не видела, как все произошло?

— Нет, — ответила Мэри и заметила, что родители встревоженно переглянулись.

— Где она сейчас? — спросил Уайлдер.

— Это мне неизвестно. Может быть, она вернулась домой. Вероятно, сейчас она там. Но я полагаю, что она пошла к матушке Хауленд, где ее брат служил до того, как умер.

— Почему она сбежала?

Она покачала головой. Все это так сложно и глупо, и все крутится вокруг проклятых вилок. Она чувствовала, что сползает на пол, и попыталась собраться с силами, чтобы встать, но они покинули ее, покинули окончательно, их съели пульсирующая боль в кисти, лихорадка, сжигающая руку, гнев, злость, смятение и страх. На нее свалилось слишком много. Она рухнула на деревянные доски, и вдруг отец и мать оказались на коленях рядом с ней, а магистрат смотрел на нее сверху вниз, на его лице отразились недоумение и беспокойство. Мэри ужасно хотелось пить.