Домовая любовь - Евгения Некрасова Страница 18

Я вытерлась, посушилась, оделась в чистую байковую пижаму, натянула свитер и шерстяные носки. Снова сварила кофе, отрезав к нему большой кусок торта. Потом закатала рукава, налила в тазик тёплой воды, поставила его на деревянную съёмную перекладину, лежащую на бортике ванны, сложила туда отмачивать все новонародившиеся деньги. Потом, доставая по одной купюре, я аккуратно полоскала их в воде. Дальше я аккуратно развешивала деньги на струнах металлической сушилки, закрепляя прищепками и офисными клипсами. В ванной было слишком влажно, там никогда не сохло. Я, как обычно, разместила сушилку в комнате, на перешейке между кухней и коридором. Из окна лезло солнце, освещало комнату, сушилку, висящие на струнах деньги. Чрезвычайно красиво. Я взяла телефон, сделала кадр. Он вышел будто из американского кино про криминальных женщин. Но рубли вместо долларов, и смытые мои маточные выделения вместо крови. От Сони пришло сообщение в мессенджер, я отметила его как прочитанное, хотя не читала, и заблокировала Соню совсем. На следующий день я аккуратно поснимала купюры и принялась отглаживать их утюгом через лист бумаги. Впервые рассматривала деньги так подробно и тщательно. Мы знакомились. Они были разных цветов: пятитысячные (мои любимые) и сотки – мясного цвета, тысячные и двухтысячные – дождливо-небесные, двухсотки – салатовые, я рассматривала их впервые. Концепция дизайна выбрана архитектурно-историческо-географическая, мол, вот такие у нас города, державные строения, конструкции, чуть церквей и царей – и это всё наше. Я подумала, что классно было бы разглядывать на деньгах ну, там, Пушкина, Лермонтова, Толстого, Достоевского хотя бы, читать их цитаты, или, там, даже Цветаеву, Маяка, Блока, Мандельштама, или даже впечатать совсем какой-нибудь поздний XX век, например, Бродского. Так ведь помещают литературу на деньгах в некоторых странах. Но российские деньги не про это, а про широкость, необъятность, захват, строительство, освоение, обхват. Я насчитала гораздо больше, чем думала, там было 84 700 рублей. Мне кажется, никогда не сжимала подобной суммы в ладонях.

Я оделась в маску, хозяйственные перчатки, дошла до пятёрочки. Банкомат воскрес, я сложила туда свои новорождённые деньги. Ждать пришлось двух человек, один был в маске, другой – нет. Я нервничала. Многие покупатели в узких проходах магазина передвигались совсем без масок или с синими или седыми бородами. Я выбежала на улицу. Хоть потеплело и рассолнечнилось и люди не толпились, я хотела быстро оказаться снова в своей-несвоей квартире. Где безопасно, уютно, удобно и никого, кроме меня. Ну почти.

Дома я думала сделать пасту. Но сильно захотела вьетнамской еды, заказала доставку: порцию стеклянной лапши, нямы, манго-ласси, паровые булочки, рис с креветками. Съела не всё, что-то оставила. Попереводила. Зашла на карточный свой счёт, почесала курсором невиданную прежде сумму. Заказала доставку питьевых бутылей с водой (самую дорогую), а ещё продуктов и бытовых вещей вроде салфеток, губок, новой бошки для швабры, посмотрела серию, вторую, третью. Аккуратно поглядела ленту, она ругалась, хоронила, плакала, страдала, мемчилась, постиронизировала. Проскроллились разноцветные маски, сшитые из ткани в мелкий узор, я вернулась к ним. Кликнула, прошла на сайт, выбрала два набора по три штуки в каж-дой и заказала. 350 рублей стоила доставка, я решила повыбирать ещё. Вылезла реклама с ботинками, украшенными деталями-заплатами. Я прошла к ботинкам, выбрала свой размер и жёлтую модель. Дальше я вспомнила, что давно нужен блендер, рисоварка, лёгкая трубка-лампа над плитой, органическое непереработанное оливковое масло.

Я втянулась. Курьеры вернулись. Часами сидела на сайтах с акциями и распродажами. Во время пандемии распродавалось много. Я всегда не любила магазины и шопинг, злилась, когда мать или кто-то из подруг таскали меня по хирургически освещённым залам. Это было почти всегда слишком недоступно и утомительно. У меня заболевала голова, начинало тошнить. А теперь, о, теперь всё переменилось. Никуда не надо было ходить и ехать, отбиваться-от-что-то-вам-подсказать, спорить с сошопинговицей. Раньше поход в ТЦ в моей детской и взрослой жизни означал неразделённую любовь – пожелать чего-то очень сильно и знать, что никогда не сможешь себе этого взять. А нынче я впервые покупала брендовую одежду и обувь, дорогую ухаживающую за волосами, руками, ногами, остальным телом косметику, бельё, фермерские и странные продукты, книги, гаджеты, домашние украшательские мелочи. Запомнила имена некоторых курьеров, они – моё. Я встречала их всегда в разных красивых масках с надписями или узором, теперь я собрала коллекцию. Из дома выходила только раз в два-три дня вынести мусор. На улице, особенно при появлении людей, мне становилось беспокойно, я ускоренно возвращалась в свою-несвою квартиру.

Деньги подтаивали. Но я почему-то не волновалась. Я ухаживала за собой, за своим телом, принимала ванну с итальянской пеной, накладывала лечебную маску на волосы, мазалась молочком для тела, кремами, лосьонами. Отдельная намазка существовала даже для кожи под глазами. Я установила, что у меня смешанный тип кожи, и купила себе косметику из водорослей. Делала это всё не для появления у себя какой-то там красоты, а для собственного расслабления и тестирования новой жизни, которую я знала по чужим картинкам в инстаграме. Это было приятно и весело. Главное, я ни о чём не думала.

Я соблюдала все правила: в большой пакет ещё в коридоре выбрасывала целлофан от одежды, коробки из-под гаджетов, мыла овощи, фрукты, бутылки, продукты в пластике, консервные банки, бумажную упаковку протирала спиртом. Потом долго-долго мыла руки. Я не хотела заболеть, особенно сейчас.

Спала я в разных пижамах. Одна была с белками. Другая олдскульная, фланелевая, в красную клетку. Третья лимонного цвета, отороченная кружевами. В них я ходила по дому и днём. Четвёртая – фиолетовая сорочка из крепдешина. В ней я тоже передвигалась по квартире тогда, когда хотелось пританцовывать. Кроме нескольких комплектов дизайнерского хлопкового белья простых, тихих цветов, я купила новое одеяло (прошлое прохудилось и лезло пухом), ортопедическую подушку, просто подушку, два комплекта постельного белья, расцветка первого из-за разноцветных ромбов походила на занавес, второй был просто чёрный, но с шелковинкой.

Мне написала мать. Я так увлеклась своим инстаграмным образом жизни, что забыла про неё, брата, всю свою семью, пункт. Отец две недели тоже находился в самоизоляции. Завод приостановился. Они зло ютились впятером в маломерной двушке. У них уже совсем жарко, в душ выстраивалась очередь, в одной комнате всем невозможно было находиться из-за духоты, ели по отдельности. На компьютер тоже была очередь: школьным занятиям Зои уступали, потом по цепочке важности шёл отец, потом Аня с её попыткой дописывания диплома, потом уже брат и мать. Отцу задерживали зарплату, прямо как в 90-е, и обещали выплатить в два раза меньше. Им всем нужно было что-то есть, а Зоя выросла из обуви, так что было хорошо, что карантин. Мать написала, что они думают о новом кредите. Я тоже подумала и перевела матери 25 тысяч через мобильный банк. Наврала ей в сообщении, что мне заплатили наконец деньги за перевод скрипта для аудиосериала. Года полтора назад я ещё мимикрировала под активную и успешную личность, отчаянно фрилансила и за две недели перевела пятьдесят страниц скандинавского нуара с английского на русский для одного известного сервиса аудиокниг. Проект накрылся, и мне так и не заплатили. Мать удивилась и поблагодарила меня. Но написала, что брату не понравилось, что я отправила им деньги.