Отсутствие Анны - Яна Летт Страница 18

– Оба-на. – Акушерка покачала головой: – Быстро вы. Ну что, рожать пойдем? Доктор подойдет в родзал.

– Пойдем, пойдем, куда денемся! – Маринина соседка полуслезла, полусполза с кровати, оперлась на руку акушерки и скорчила Марине гримасу, которая ей самой, видимо, казалась подбадривающей улыбкой. Марина попыталась улыбнуться в ответ, но в этот момент боль, более сильная, чем раньше, отбросила ее на подушку, скрутила узлом. Успокаивающие слова соседки больше не имели над ней никакой власти.

Улыбчивая докторша на встрече, организованной роддомом, говорила, что природа придумала все настолько мудро, насколько возможно.

– Девять месяцев, мамочки, – вещала она, сверкая золоченым зубом, – природа дала вам не просто так. Ваш организм готовится, копит силенки. Когда придет время, вам не придется сразу хоп – и рожать, как это в фильмах показывают. Сначала схваточки небольшие, потом больше, больше… Это нужно как раз потому, что тельце должно постепенно привыкнуть к характеру боли – чтобы, когда время придет, все нам с вами было нипочем, мамочки!

Марина готова была вытерпеть любое количество тошнотворных уменьшительно-ласкательных ради этих фальшивых уверений – один на один с собой она боялась так сильно, что дыхание перехватывало. Ей хотелось верить улыбчивой докторше, а не маме, которая, скорбно поджимая губы, заявила, что женщина обречена в муках рожать детей своих во имя искупления первородного греха, а значит, боль нужно воспринимать как благо. Ночами Марина, затаив дыхание, прислушивалась к таинственной жизни, которая зарождалась в ней, и, чувствуя себя полной дурой, горячо просила не причинять ей боли – какой бы сакральный смысл, по мнению матери, она ни несла.

И сейчас – снова – оказалось, что мама говорила правду, а чужие люди ошибались. За грехи полагалась расплата. Дети рождались в муках.

Роженицы на соседних постелях кричали, и Марине, ошалевшей от боли и страха, казалось, что она очутилась в средневековой камере пыток – и рано или поздно придет ее черед проходить через самое страшное. Деловитая акушерка наклонилась над ней, и Марина тихо заплакала от боли – все еще беззвучно.

– Не плачь, не плачь, милая, – сказала акушерка с неуместными здесь человеческими нотками в голосе, – полежи еще, полежи.

Марина хотела удержать акушерку, но та уже суетливо бежала к другой постели – уложить одну из Марининых соседок, которая порывалась встать с кровати.

– Что ты, милая, ну что ты, – приговаривала акушерка, с неженской силой укладывая роженицу на место, – а упадешь, и куда мы с тобой, а?.. Не одна ты тут, слышишь… Полежи, полежи, милая, полежи еще.

Женщина в ее руках выгнулась и взвыла, комкая края покрывала, и, не выдержав, Марина глухо заскулила в ответ. С еще нескольких постелей раздались стоны в ответ, как будто то, что одна разрешила себе, послужило разрешением и для остальных. Палата плыла, вертелась перед глазами, а волны боли становились сильнее и чаще. Сквозь морок страдания Марина все равно успела удивиться – совсем недавно ей казалось, что больнее быть просто не может.

Оказалось, та, прежняя боль, была просто тренировкой – тонкой струйкой кипятка, ненароком пролитой на ногу из чайника. Интересно, знает ли Максим о том, где она, что это уже происходит? Когда узнает, придет ли он? Эта мысль отозвалась такой новой, невыносимой болью, что Марина сдалась и, принимая поражение, закричала в голос.

В тот миг их, страдающих и напуганных тем, что происходит, было двое, но Марина никогда раньше не чувствовала себе настолько одиноко. Корчась на казенной кровати и кусая подушку, она чувствовала себя так, как будто мир о ней забыл.

– Марина Антоновна? Так что же?

Марина судорожно сглотнула, потерла виски.

– Я вас не вполне понимаю. Это было давно, но… Радость, я полагаю. Что еще может ощутить мать, которая только что родила ребенка?

Глаза женщины зорко впились в нее, и Марине очень захотелось отвести взгляд, но она удержалась.

– Радость… Очень хорошо. Марина Антоновна, скажите, пожалуйста, были ли у вас с дочерью конфликты, ссоры?

– Аня была подростком. – Злость придала ей сил, и Марина выпрямилась на стуле. – У любого подростка бывают конфликты с родителями. Непонимание…

– «Была»? – Арина наклонилась вперед, казалось, вот-вот выпрыгнет из кресла и вцепится Марине в лицо. – Вы уже говорите об Ане в прошедшем времени. Почему? У вас есть основания думать, что мы ее не найдем?

– Да как вы смеете? – сказала Марина тихим, каким-то не своим голосом, отстраненно удивляясь киношности фразы. Возможно, говорить так было неразумно, но она больше не могла сдерживаться. – Вы что же, думаете, что я сама что-то сделала с собственной дочерью?

Арина, казалось, ничуть не обидевшись, с извиняющейся полуулыбкой развела руками:

– Не стоит обижаться на меня, Марина Антоновна. – Она бросила быстрый взгляд в угол комнаты, на Елену Сергеевну, и, как показалось Марине, едва заметно кивнула. – Я хочу того же, чего все здесь, – помочь вам. Хочу, чтобы ваша дочь вернулась домой. Для этого нам нужно проработать все версии.

– Вы сказали, что у вас были конфликты. – Елена Сергеевна вступила в беседу с изяществом спортсмена, принимающего отработанный пас у собрата по команде. – Что вы имели в виду?

– Я не говорила, что у нас были конфликты. – Марина чувствовала, что соскальзывает, падает, теряется, как студент, сбитый с толку на экзамене. – Я говорила, что у любого подростка бывают конфликты с родителями.

– Ну-ну, Марина Антоновна, не будем играть словами. – В голосе Елены Сергеевны послышалось нетерпение. – Я уверена, что вы хотите помочь найти дочь. Как же иначе? Мы не хотели вас обидеть. – Она быстро переглянулась с Ариной. – Давайте сделаем так. Вы сами расскажете нам все, что считаете важным. Из-за чего вы ссорились? Могли ли у Ани быть причины сбежать из дома? Если могли, то куда бы она пошла? Как складывались ваши отношения, когда Аня была маленькой? Были ли вы близки? Как она общалась с отцом? Кто воспитывал Аню? Пожалуйста. Все, что вам самой кажется важным. – Елена Сергеевна откинулась в кресле, приготовилась слушать.

Марина молчала. Собиралась с мыслями. Из-за чего они ссорились?

Когда Аня наконец появилась на свет и ее положили Марине на живот, время, казалось, замерло. Только что родзал был заполнен стонами, шумом, суетой и жарой, и вдруг на него опустилась совершенная, опустошающая тишина.

Первый крик Ани был тихим всхлипом, совсем не похожим на пронзительный вопль, который не раз прорезал тишину в Маринином воображении.

Она представляла себе разрешение родов смутно, по рассказам – ей виделся розовый младенец, улыбающийся матери, один только взгляд на которого заставлял тут же забыть о перенесенных страданиях. Ей представлялась чудесная, безграничная любовь, которая заставит смириться не только с болью, но и со всеми обстоятельствами, предшествующими рождению ребенка. Марина привыкла в мыслях полагаться на это маленькое существо так, как будто это оно призвано было прийти в мир, чтобы защитить ее, – не наоборот.