Бессмертники - Хлоя Бенджамин Страница 17
Бессмертники - Хлоя Бенджамин читать онлайн бесплатно
— Сделать тебе коктейль? Могу водку с тоником, виски и колу…
Октябрь: короткие серебристо-серые дни, тыквы на парадном крыльце академии. Скелет из папье-маше нарядили в мужские балетные трусы и поставили в приёмной, возле стойки администратора. Саймон и Роберт уже не раз уединялись в академии — целовались в мужском туалете или в пустой раздевалке перед занятиями, — но Роберт ещё никогда не был у него дома.
Роберт откидывается в кресле с бирюзовой обивкой:
— Я не пью.
— Совсем? — Саймон высовывается из чулана, держась за ручку двери, и ухмыляется. — У меня где-то травка есть — это по твоей части?
— Не курю. Уж точно не травку.
— Никаких пагубных пристрастий?
— Никаких.
— Не считая мужчин, — уточняет Саймон.
За окном качается на ветру ветка, заслоняя солнце, и лицо Роберта вдруг гаснет, будто лампа.
— Это не порок.
Встав с кресла, Роберт пробирается мимо Саймона к раковине, плещет в стакан воды из-под крана.
— Да ну, — говорит Саймон, — Ты же сам прячешься!
Перед занятиями Роберт по-прежнему разминается один. Как-то раз Бо их застукал, когда они вместе выходили из туалета, и аж присвистнул им вслед в два пальца, но в ответ на его расспросы Саймон сделал вид, будто не понял. Он уверен, что если бы разболтал, Роберт не одобрил бы, а минуты наедине с Робертом — его низкий воркующий смех, ласковые ладони — слишком ему дороги, чтобы рисковать.
Роберт стоит, облокотившись на раковину.
— Если я не болтаю об этом на каждом углу, это ещё не значит, что я прячусь.
— А в чём разница? — Саймон просовывает пальцы Роберту за ремень. Ещё недавно он даже не думал, что отважится на подобную дерзость, но Сан-Франциско для него как наркотик. За те пять месяцев, что он здесь прожил, Саймон повзрослел лет на десять.
— Когда я в студии, — объясняет Роберт, — я на работе. Я молчу из уважения — к моей работе и к тебе.
Саймон привлекает его к себе, тесно прижимается бёдрами, шепчет ему в самое ухо:
— Так наплюй на уважение.
Роберт смеётся.
— Неправда, ничего ты такого не хочешь.
— Хочу. — Расстегнув Роберту молнию, Саймон лезет к нему в джинсы, хватает и стискивает член. Они так до сих пор и не переспали.
Роберт отступает:
— Ну хватит, не будь таким.
— Каким?
— Пошлым.
— Горячим, — поправляет Саймон. — У тебя же стоит!
— Ну и что?
— И что? — повторяет за ним Саймон. «И всё, всё сразу! — хочет он сказать. — И — пожалуйста!» Но вместо этого у него вырывается: — Трахни меня как сучку.
Так сказал однажды Саймону репортёр из «Кроникл». Роберт как будто снова готов рассмеяться, но лишь кривит рот.
— Думаешь, чем мы с тобой тут занимаемся? Ничего здесь постыдного нет. Ничего.
У Саймона горит шея.
— Да, понимаю.
Роберт хватает со спинки бирюзового кресла пиджак, набрасывает на плечи.
— Понимаешь? Я порой не уверен.
— Слушай, — тревожится Саймон, — мне не стыдно, если ты это имел в виду.
Роберт медлит на пороге.
— Вот и хорошо, — отвечает он. И, аккуратно закрыв за собой дверь, сбегает по лестнице.
В день убийства Харви Милка Саймон сидит в гримёрке «Пурпура», ждёт начала общего собрания. Понедельник, полдвенадцатого утра; танцоры недовольны, что их созвали в неурочное время, и ещё сильнее недовольны, что Бенни запаздывает. Все ждут, работает телевизор. Леди лежит на кушетке с пакетиками чая на глазах; Саймон пропускает занятия в академии.
Настроение мрачное, обречённое: неделю назад проповедник Джим Джонс организовал в Гайане массовое самоубийство.
Когда на экране вырастает лицо Дайан Файнстайн и она срывающимся голосом объявляет: «Мой долг — сообщить вам, что мэр Москоне и член Наблюдательного совета Харви Милк застрелены», Ричи вопит так истошно, что Саймон подпрыгивает на стуле. Колин и Лэнс потрясённо молчат, Адриан и Леди плачут навзрыд, и когда наконец врывается Бенни, бледный, запыхавшийся, — в нескольких кварталах близ района Сивик-Сентер перекрыто движение, — глаза у него заплаканы. «Пурпур» закрывают на весь день, повесив на дверь чёрный шарф Леди, а вечером они вместе с жителями Кастро выходят на марш.
Конец ноября, но улицы согреты теплом тысяч людей. Толпа такая огромная, что даже в магазин за свечами Саймон идёт в обход. Продавец даёт ему двенадцать штук по цене двух и в придачу бумажные стаканчики для защиты от ветра. За пару часов к шествию присоединились полсотни тысяч человек. К зданию мэрии шагают под бой одного-единственного барабана, а те, кто плачет, плачут беззвучно. Щёки у Саймона мокры от слёз. Он плачет о Харви, но не об одном Харви. В толпе взрослых людей, рыдающих, как осиротевшие дети, Саймон думает о родителях, теперь для него потерянных навсегда. Когда хор геев Сан-Франциско поёт гимн Мендельсона — «Прибежище моё, Бог мой», — Саймон никнет головой.
Где его Бог, его прибежище? В Бога Саймон не верит, но опять же, верит ли Бог в него? Согласно Третьей книге Моисеевой, он «мерзость перед Господом». Что же это за Бог, который создал человека, столь ему отвратительного? На ум приходят лишь два объяснения: либо нет никакого Бога, либо он, Саймон, — выродок, ошибка природы. И неизвестно ещё, что страшнее.
Когда Саймон вытер щёки, остальные танцоры из «Пурпура» уже затерялись в суматохе. Вглядываясь в толпу, Саймон вдруг замечает знакомое лицо: добрые карие глаза, при свете яркой белой свечи блестит в ухе серебряная серёжка. Роберт.
Они не обменялись ни словом с того октябрьского вечера в квартире у Саймона, но сейчас пробираются друг к другу сквозь толчею, протягивают руки и наконец встречаются посреди людского моря.
Однокомнатная квартирка Роберта затерялась среди кривых улочек близ Рэндалл-парка. Роберт отпирает дверь, и они вваливаются в прихожую, на ходу расстёгивая друг другу рубашки и ремни. На двуспальной кровати у окна Саймон трахает Роберта, потом Роберт трахает Саймона. Только слово «трахать» тут вряд ли уместно: едва минует первый порыв страсти, Роберт становится нежен, внимателен, ласкает Саймона с таким чувством — или всё из-за Харви? — что Саймона сковывает несвойственная ему робость. Роберт берёт в рот член Саймона и сосёт. Когда Саймон вот-вот взорвется от наслаждения, Роберт поднимает на него глаза, и они смотрят друг на друга так напряжённо, что Саймон подаётся вперед и, взяв лицо Роберта в ладони, кончает.
Потом Роберт зажигает ночник. Против ожиданий Саймона, обстановка у него в доме далека от спартанской — квартира полна сувенирами, привезёнными из первых международных гастролей «Корпуса». Здесь и хохломские миски, и японские статуэтки-журавлики. Презервативы и те в лакированной коробочке. Напротив кровати — деревянная полка с книгами: «Сула» [22], «Человек футбола» [23], — а в крохотной кухоньке висят сковородки. Вход в спальню сторожит картонная фигура — футболист в прыжке, в полный рост.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments