Белый человек - Александр Кондратьев Страница 17

Все, что нас окружает, мы получили взаймы. Имущество, успех, саму жизнь — все преходяще. Даже добрые отношения — тоже взаймы. У всего есть срок годности. Было бы забавно, если бы на дружбу, любовь или ненависть вешали такую же бирку, как на продукты: срок годности истекает через три года. Наверное, это приучило бы людей к трезвому взгляду на вещи. Возможно, развило бы фатализм. Стоит ли переживать из-за того, что так или иначе закончится через пару лет? Стоит ли грустить, стоит ли радоваться, если ничто не продлится вечно? Имеет ли жизнь смысл, если она состоит из коротких законченных эпизодов, где ты — не тот, что был раньше? Есть ли ценность у каких-либо ценностей, если им установлен срок действия? Не было бы общество более здоровым? Но отношения займа — это всегда диалог. Мы занимаем не только минуты жизни у вечности, мы занимаем минуты и у других людей. На разговор, на взгляд, на улыбки. Всегда ли отдающий в сильной позиции? Не развращает ли он принимающего своими подачками? Столько вопросов!.. Чтобы узнать на них ответы, нужно всего лишь сымитировать отношения человека и Вселенной. Представьте себе, что у вас есть полная власть над вашим врагом, над тем, кто вас обидел или недооценил. Представьте, что для него у вас есть специальное темное помещение с мигающей лампой и обшарпанными стенами. Вы посадили его на цепь — он в вашей власти. Вы можете делать с ним все, что угодно. Можете вырвать ему зубы и ногти, оторвать ему член, отрезать ей сиськи. Теперь вы — это и есть то время, что осталось у этого человека. Вы растянете его или постараетесь сократить? Выдадите ссуду, когда вас попросят? Обманете его ожидания ложной добротой или будете изысканно жестоки? Столько возможностей! Столько новых открытий — в себе, в нем, в ней, в том, что дозволено. В каждом есть маленький тайничок со злом — стоит его раскрыть, зло выплеснется наружу и заполнит собой все. У человека есть смутное воспоминание о боге, и потому он пытается ему уподобиться. Годы стерли ощущения, но не память о былом. Это похоже на то, как алкоголик или наркоман увеличивает дозу, пытаясь снова испытать то невероятное чувство, что сделало его тем, кто он есть. Быть богом значит быть по ту сторону добра и зла. Быть богом значит раздавать жизни взаймы.

* * *

Вера смотрела в кружку с кофе. Ей казалось, что этот черный круг — дыра, в которую затягивает ее жизнь. Она разрывалась между желанием и долгом. Ее желанием был Пейл Арсин, а долгом — Василь. С тех пор, как проклятый чужак появился в городе и она впервые увидела его, Вера будто потеряла голову. Все мысли — только о Пейле. Она видела Пейла во всем: в белой простыне, в облаках, в обеденных тарелках. Пейл будто узурпировал белый цвет и сам стал этим цветом. Отныне все белое — это Пейл. Это больше походило на одержимость. И Василь, жених, очень скоро стал чем-то постылым и раздражающим: слишком серьезный, слишком угрюмый, слишком скучный.

Вера сама не знала, как у них с Пейлом все началось: он стал чаще приходить в бар, где она пела, — или ей так только казалось? Однажды после выступления она сидела с друзьями за соседним столом. И когда пошла в туалет, нечаянно оступилась и выронила свою сумочку. Из нее посыпалась вся та бесконечность, что таится в женских сумках. И Пейл бросился ей помогать. Она поняла это как искренний интерес к себе, но — теперь задавала она себе вопрос — что об этом думал сам Пейл? Может быть, дело в его проклятом дружелюбии? Вдруг она видела только то, что хотела видеть? Почему он так легко променял ее на Снежану? Она же старая!.. Что Вера делала не так?

Сначала она думала, что у них с Пейлом намечается какая-то немыслимая дружба. Кто-то всерьез верит в дружбу между мужчиной и женщиной? Пейл не проявлял к ней никакого сексуального интереса. Это было так правильно… и так обидно. Они все чаще проводили время вместе, много болтали — обо всем на свете. Он совсем не приставал к ней. Он вел себя как чертов джентльмен. Он навязывал ей действие. По крайней мере, ей так казалось.

А что Василь? А Василя никогда не было рядом. У него всегда были свои дела, своя жизнь. Вере казалось, что она играет в ней третьестепенную роль — в то время как Пейл всегда готов был выслушать; у него всегда находилось для нее доброе слово и мудрый совет.

Вера помнила, как впервые поцеловала Пейла. Это было ее решение, ее порыв. Он не сопротивлялся, ответил живо, чересчур охотно, как будто ждал этого. Это случилось около ее дома — там, где все могли их увидеть, и это заводило еще сильнее.

Теперь все в прошлом, Пейл — со Снежаной, и ничего уже нельзя сделать.

Мама Веры, Анжелика, появилась так внезапно, что Вера вздрогнула.

— Фух, мам, ты меня напугала, — сказала Вера, выпустив воздух и глядя, как по поверхности кофе бегут круги.

— Неудивительно, — сказала Анжелика, — в последнее время ты сама не своя. Все витаешь в облаках. А причина — тот белобрысый красавчик, который наделал шуму.

Вера невольно улыбнулась.

— Да знаю я, что он тебе нравится, — сказала Анжелика. — Это увидит любой, кто посмотрит на вас. И ты ему тоже небезразлична.

Вера вспыхнула:

— Мама! При чем здесь Пейл?.. С чего ты вообще взяла?

— Вот сейчас ты выдала себя с головой, — рассмеялась Анжелика. — Вера, ты еще очень молода, но рано или поздно надо становиться взрослой. А ты не станешь взрослой, пока не поймешь, что жизнь одна и надо делать так, как тебе нравится.

Вера внимательно посмотрела на мать. Анжелика никогда так не говорила с ней. У них, собственно, никогда и не было «того самого» разговора. Неужели это он — вот так, с таким чудовищным запозданием?

— Добро пожаловать во взрослый мир, девочка! Здесь все не так, как пишут в книжках. Здесь нет идеальных героев — каждый за себя. Ты думаешь, у нас с твоим папой все было гладко? — Анжелика горько усмехнулась и покачала головой. — О, у нас все было далеко до идеала! Просто в этом гадском Приюте принято скрывать свои проблемы. Вот мы и скрывали их столько лет.