Блюститель. Рассказы, повесть - Сергей Кузнечихин Страница 17

— Скоро? — спросила она, показывая на живот.

— Угу, — кивнула соседка и покраснела.

«Ну конечно, одна, бедняжка, и, видно, нездешняя». Перед тем как выйти, Антонина шепнула ей:

— К матери езжай, не бойся.

Беременная подняла на нее глаза, припухшие и часто моргающие. Испуганные глаза. И Антонина поняла, что не ошиблась…

На регистрации Олег нервничал. Его бесило все: обилие чужих чемоданов, провинциальные барахольщики, словно специально собравшиеся на их рейс. С издевкой он показывал на женщину с двумя раздутыми баулами и уверял Антонину, что это типичная спекулянтка. А «спекулянтка», зажав под мышкой коробку с настольным хоккеем, таким же, что и у маленького Олежки, гнулась, поочередно передвигая свои чемоданы.

На улице Антонина сказала:

— Оставайся здесь, чего тебе в порту делать, — и, увидев, что Олег собирается возразить, рассудила: — Там все равно сразу в самолет. Зачем зря мотаться?

— Ну смотри, а то у меня времени достаточно.

Автобус не подавали. Двое парней в одинаковых куртках подошли к Олегу и попросили закурить.

— Не курю.

— И правильно делаешь, землячок. А куда летишь?

— Провожаю.

Парни посмотрели на Антонину и, отойдя в сторону, засмеялись. Может, их развеселило что-то другое, но Олег побледнел. Она видела, как муж шевелит губами, готовясь осадить шутников, и знала, что не соберется…

Началась посадка.

— Не переживай, все будет хорошо.

— Ты уж постарайся, а то мама расстроится. Каприз пожилой одинокой женщины.

— Постараюсь, — сказала Антонина и неизвестно почему вспомнила беременную девчонку, именно девчонку, иначе не назовешь, сколько ей, бедняге, еще колотиться… Она вытерла слезу.

— Не надо, — сказал Олег и заулыбался.

— Постараюсь, — повторила она.

Очередь подталкивала ее к дверям. Олег мешал пассажирам. На него зашикали.

— За Олежкой смотри, — сказала Антонина уже из дверей.

Олег подошел к окну.

— Я телеграмму дам.

Олег непонимающе замотал головой. Окно было закрыто, а кричать на весь автобус Антонина стеснялась.

3

В отделе, на который работала ее группа, Антонине объяснили, что за рыбой удобнее съездить в будний день, потому как в воскресенье не всякий мужик сумеет пробиться на «омик». Она спросила, что такое «омик». И услышала, что «омик» — это «омик». При этом на нее уставились как на ненормальную. После долгих объяснений она поняла, что это — речное суденышко. Сердобольные женщины растолковали ей все: и как найти надежных попутчиков, и как добраться, и как отличить прошлогоднюю рыбину от нынешней, а самца от самки, и сколько платить за хвост, посоветовали прихватить бутылки три водки, потому как бывает, что за нее отдают и по две рыбины. Женщины знали все, правда, ни одна из них за рыбой не ездила. Этим у них занимались мужья.

Антонина старалась, искала попутчиков. Подходила, спрашивала, не собираются ли за рыбой. Путина заканчивалась, и большинство уже сделали запасы. Некоторые собирались, но ничего определенного не обещали и, как Антонина поняла, сами искали, к кому бы присоединиться, или надеялись на доброго дядю, способного достать рыбку без особых хлопот. Она продолжала упорно искать попутчиков, когда к ней подошел шофер начальника, веселый здоровячок с золотым зубом, и сказал, что в любой момент может отвезти ее в такую нанайскую деревню, где люди ходят по колено в икре. Фикса его сияла, а левый глаз подмигивал. И еще он добавил, что ради красивой женщины готов на любую жертву. Взгляд у него был откровенный и оценивающий. Антонина вспомнила, как подходила то к одному, то к другому и спрашивала, не возьмут ли ее за рыбой, и улыбалась, старалась понравиться. Наверное, чего только не думали о ней, а она, дура, и не догадывалась! Шофер продолжал светить фиксой и щурить глаз…

И Антонина решила ехать одна: чем она хуже этих мужиков. Договорилась на складе насчет фуфайки — не хотела пачкать плащ. Подобрав по себе аккуратненький ватник, Антонина подошла к зеркалу, повела плечами, подняла руки, потом уперла их в бока и засмотрелась. Оглянулась на кладовщицу. И зеркало, и лицо старой женщины говорили, что фуфайка Антонине идет. Она подмигнула своему отражению и, перекинув плащ через руку, пошла в гостиницу. Навстречу попадались мужчины. Антонина сердилась, что они не обращают внимания на нее. И тут вспомнила, как на преддипломную практику к ним приезжала Аллочка, Алла Михайловна, их куратор, красивая, независимая женщина, с кандидатской степенью… и (как она сама говорила) — толпой поклонников. Все мужчины оглядывались на нее. И вот Аллочка приехала и устроила экскурсию на сланцевую шахту. Их спустили в сухой и светлый подземный коридор, похожий на ремонтируемую станцию метро. Все было интересно и незнакомо… но не в этом дело. Аллочке пришлось вылезать из элегантной шубы и облачаться в спецовку, прятать под каску часовую работу парикмахера. И женщина «потерялась»! Все заметили, что она «стерлась». Парни удивленно переглядывались, а девчонки злорадствовали. Олег считал Аллочку эталоном красоты, но и он растерялся от неожиданной метаморфозы. Вечером в общежитии он пытался защищать ее, горячился, кричал, но все смеялись над ним, а он и сам не верил своим доводам…

В гостинице Антонина снова подошла к зеркалу и догадалась, на кого она похожа, — вылитая Тоська из деревни Воробьево. Надев фуфайку, она превратилась из усталой горожанки в румяную деревенскую девку. Ноги сами притопывали: