Мы, Боги - Бернард Вербер Страница 17

Опустошенные поля. Разруха. Разбитые дороги, заросшие дикой ежевикой. Разрушенные здания, где прячутся редкие люди, готовые убить за кусок любой пищи. Орды одичавших детей, которые борются за пропитание с ордами хорошо организованных собак. Уцелевшие после войн солдаты, которые нападают на редких путешественников, ищущих лучшие места, чтобы их ограбить и убить.

В 2222 году на «Земле 17» человечество забыло про мораль и медицину. Эпидемии косят выживших. Нет ни телевидения, ни радио, ни видения мира в целом. На смену цивилизации пришло ожесточенное насилие, и главный закон — каждый за себя. Прижавшись к лупе, я ищу на всех семи континетах хоть что-то, напоминающее возрождение.

Благодаря настойчивости я наконец нахожу в глубине густого леса поляну, на которой племя, кажется, собралось в деревню. Хижины на сваях выстроены полукругом, одна рядом с другой. В центре большой костер согревает людей с прическами, блестящими от жира животных и утыканными птичьими перьями.

Возвращение в предысторию.

В уголке старик обращается к внимательно слушающим детям, и я одновременно с ними узнаю историю катастрофы этого мира, как ему ее рассказал отец, которому ее передал памятливый дед.

«Раньше, — рассказывает он, — люди летали по небу. Они разговоривали на расстоянии по всей планете. Они жили в особенных жилищах. У них были машины, чтобы думать лучше и быстрее. Они даже могли делать свет без огня. Раньше… сотня народов жила в мире благодаря их демократической цивилизации. А потом небольшая группа государств, богатых сырьем, начала отменять эти демократические ценности и заменять их религией, основанной на Запрете. Те, кто обращался в нее, назывались между собой „запретчики“. Сперва они заставили говорить о себе, убивая приверженцев других культов и поджигая их храмы, потом они взялись за собственных умеренных и, конечно, за противников. Там, где собирались сторонники демократии, они взрывали бомбы, вызывая бесчисленные жертвы. Не зная, как реагировать на это бессмысленное насилие, не предавая своих ценностей, демократы сперва закрывали глаза на это, а потом попытались смягчить запретчиков, вежливо обращаясь с ними. Но те видели в этом лишь признак слабости и еще большее умножали свои жестокости. Чем больше запретчики свирепствовали, тем больше демократы искали оправдания их убийствам, находили им извинения и обвиняли самих себя, что это они их вызвали.

У запретчиков, по сравнению с демократами и приверженцами других конфессий, было то преимущество, что они были уверены в себе, убеждены в правоте своих идей и к тому же говорили простым языком. В то время как другие жили в сомнениях и сложностях, они спокойно запрещали своим женщинам получать образование и работать, принуждая их заниматься лишь домашним хозяйством и рожать детей. Демократы были убеждены, что такой обскурантизм должен быстро исчезнуть в мире, управляемом наукой, логикой и технологиями. Но ничего подобного не случилось. Движение запретчиков только росло и развивалось, в частности, среди всех противников прогресса. Это началось с наиболее обездоленных классов и в конце концов заразило интеллектуальные классы, которые находили в этом насилии и этой простоте форму нового проекта будущего.

Одна за другой демократические нации встали на колени, согнулись, попали под иго людей этой религии. Вместо того чтобы объединиться, они продолжали спорить между собой по поводу того, как можно остановить бедствие. И не находили такого способа. В то время как последние очаги сопротивления еще держались, повсюду уже царил террор. Только запретчики творили закон, и люди обращались в их веру, чтобы иметь спокойствие и спасти свою жизнь. Потом они принимали догмы запретчиков. Женщины повиновались мужчинам, мужчины своему шефу, а тот обладал всеми правами. Никто не осмеливался говорить, никто не осмеливался обучаться вне религии, никто не осмеливался иметь собственное мнение. Все должны были беспрерывно молиться в строго установленные часы. Тех, кто пытался уклониться, быстро выдавали соседи.

— Почему это действовало? — спрашивает один ребенок.

— У демократов были вопросы. У запретчиков ответы. Когда выяснилось, что демократические зоны стали лишь небольшими островками, изгрызенными слепыми покушениями фанатиков, истинный шеф запретчиков наконец обнаружил себя. Это не был один из представленных повсюду шефов террористов, но руководитель самой богатой нации, производящей сырье. Человек, который всегда заявлял, что поддерживает демократию. В системе запретчиков двуличие рассматривалось как военная хитрость.

Этот руководитель объявил, что отныне он является единственным представителем религиозного слова, и установил мировую диктатуру. С этого момента он создал иерархию преданных ему шефов и подше-фов. Закон навязывался политической и религиозной полицией. В то время как всему населению запрещались малейшие личные удовольствия, он, его семья и его приближенные жили в роскоши, пороке и разврате, наслаждаясь всеми богатствами. Они ничего себе не запрещали.