Мистер Пропер, веселей! - Василий Богданов Страница 17

Тот безвольно пожал плечами:

– Как хотите. Я есть не буду.

– А куда поедем? – спросил Эдик брата.

– Закусочную «Мак-Мак» знаешь?

– Не, а чё это?

– Славик недавно открыл, – пояснил Змей.

– Он чё, шотландец? – удивился Эдик.

– Кто?

– Славик твой.

– Почему шотландец? – опешил Змей.

– Потому что на «Мак» все шотландские фамилии начинаются. Мак Дональд, например, шотландец.

– Не. Не шотландец, – ответил Змей с улыбкой. – Наш. Юбку не носит, зато волынка всегда с собой.

– Ха, красава!

Они засмеялись, но Директору был неприятен этот смех.

– А чем там кормят? – продолжал интересоваться Эдик.

– Ну, они колбаски делают печёные с кленовым сиропом и шоколадом для детей, – сказал Змей. – Очень вкусно.

– А по-моему, колбаски лучше хавать с кетчупом или горчицей, – возразил ему брат.

– С кленовым сиропом тоже неплохо.

– Ну, не знаю. Это уже для гурманов! Для таких, как ты, которые в детстве пряники с колбасой жрали. Или конфеты «Школьные» с хлебом! – неожиданно огрызнулся Эдик.

– Зря ты. Для детей в самый раз. Они мясо обычное не едят. А колбаски в шоколаде – за обе щеки, – заметил Змей.

– Колбаски в шоколаде! – патетически воскликнул Эдик. – А ты видел, как они выглядят, колбаски в шоколаде! Это же надо было такое придумать! Детей кормить фекалиями! Ты представляешь, кто из таких детей вырастет? Конченые отморозки!!!

– От шоколада человек, говорят, наоборот, добрее становится.

– Ну-ну, – хмыкнул Эдик, и в разговоре повисла очередная пауза.

– А от мяса злее, – нарушил её Змей.

– Так они что, по-твоему, не злыми и не добрыми будут? – Эдик склонил голову вбок.

– Кто?

– Дети.

– Какие дети?

– Которые колбаски твои жрут с шоколадом, тормоз!!!

– Выходит, так. Добро и зло – великая гармония, – сказал Змей и поднял руки ладонями вверх.

Только тут Директор заметил, что запястья у Змея богато украшены фенечками.

* * *

Через полчаса Эдик и Змей, остановив автомобиль у обочины, шуршали бумажными пакетами с весёлой надписью «Мак-Мак», ели колбаски, облизывая пальцы, и запивали газировкой. Эдик вскрыл пластмассовую ванночку с горчицей, а Змей – с шоколадом.

От запаха жареного жира и шоколада Директору сделалось дурно, он открыл дверцу «Ленд-Крузера», и его стошнило прямо на обочину.

– Ну ты, красава, даёшь! – не оборачиваясь, бросил Эдик. – Нажрался вчера?

– Угу.

– Один или с бабой?

Директор чуть было не сказал «с бабой», но вовремя осёкся и ответил:

– Один.

– У, братуха, да у тебя алкоголизм, – вставил Змей и тут же прибавил: – Есть у меня знакомый шаман, который лечит от этой заразы куриным говном. Если хочешь, телефон могу дать.

– Не надо!

Директора снова вырвало – на этот раз какой-то жёлтой водицей.

В таком виде: растрёпанного, небритого, в жёваном костюме от Zegna и с капельками рвоты на майке, – его доставили к зданию РУВД и высадили перед железной оградой. Он, как лунатик, побрёл через распахнутые ворота и нарвался на строгий окрик дежурного милиционера:

– Далеко, гражданин, собрался?

Милиционер сидел в будке рядом с турникетом и, кивнув в сторону ворот, объяснил:

– Это для служебного транспорта.

Приблизившись, Директор наткнулся на хмурый взгляд исподлобья, попытался улыбнуться, но не сумел.

– Документы, – буркнул милиционер.

– Сейчас, – Директор суетливо обшарил карманы и, не найдя документов, жалобно произнёс: – Я на допрос, меня ждут.

– Понимаю, – ответили из будки, – документы.

– Я в 19 кабинет, – выпалил Директор, как за спасительную соломинку хватаясь за всплывшую в памяти цифру.

– В 19, к кому? – продолжали допытываться у него.

Он, робко озираясь, заметил припаркованный вдалеке старый «крузак» Эдика и подумал: «Что же, Эдик не придёт мне на помощь?»

– Ладно, проходите, – смилостивился милиционер и проводил его презрительным взглядом.

Пробираясь через небольшой двор, засаженный елями, Директор чувствовал себя откормленным поросёнком, внезапно оказавшимся во власти волков. Его розовый нежный жирок вызывал хищный оскал и здоровый аппетит у людей в сером. На лицах у тех, что попадались ему по пути, неизменно возникало одно выражение: «Ба! Сам пришёл!»

«Я сладкий, – с тревогой и ужасом думал Директор, – я для них сладкий!»

В 19 кабинете, куда он попал, робко постучав в дверь и услышав суровое «Войдите», его ожидали трое.

Самый крупный и старый сидел за Т-образным столом, повернувшись к вошедшему. Лица оперативника, однако ж, было не разглядеть из-за света, лившегося из зарешёченного окна; всё, что смог увидеть Директор, – это тёмные очертания крепкой мужской фигуры и волосы, которые совсем недавно были увлажнены и зачёсаны назад, а теперь, высыхая, вставали над головой чёрными угрожающими иглами.

Два других оперативных сотрудника расположились по краям от ножки Т-образного стола и были, как показалось Директору, намного моложе своего коллеги. Один, в надвинутой на глаза чёрной вязаной шапочке и спортивном костюме, выглядел точно мелкий воришка, второй – в серой рубахе и сером же, только на оттенок темнее, галстуке, более располагал к себе, так как имел сухое интеллигентное лицо и носил, по крайней мере, очки.

Все трое, не переставая, дымили.

– Здравствуйте, я от Эдика, – представился Директор и огляделся в поисках стула, внезапно ощутив себя беспомощным и нелепым.

– Присаживайтесь, – указали ему на порванный диван.

Он сел на краешек, боясь провалиться, и стал озираться. Видно было, что в этом тесном помещении, люди, как на вокзале, и спят, и едят, и водку пьют, и работают – одним словом, живут в ожидании поезда, который увезёт их наконец отсюда в места более приятные. Повсюду на испятнанных стенах висели листки формата А4 с образцами милицейского юмора: «Чистосердечное признание облегчает понимание»; «Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна, не видна ни спереди, ни сзади, потому что мы сидим в засаде».

Допрос начался в обычном режиме, у Директора попросили назвать фамилию, имя, отчество и другие необходимые данные. Когда поинтересовались его семейным положением, он для чего-то ответил: «Женат во второй раз» – и тотчас пожалел о сказанном, потому что оперативники, вдруг оживившись, стали выяснять подробности первого брака.