Переход - Эндрю Миллер Страница 17

Вернувшись в кабинет, Джули спрашивает, какие у Мод планы на роды, но у Мод планов нет. Она планирует, когда придет час, делать что должно. Вроде можно это и не записывать. Что касается обезболивания, они договариваются, что, если понадобится, Мод попросит. Она не рассказывает Джули о своей работе в этой области, о кройдонском проекте, о пробных упаковках феннидина в бардачке «корсы». Пока клинические исследования крайне многообещающи, хотя есть сведения и о побочных эффектах, порой тревожные. У одной пациентки развилась крайней степени тошнота, пришлось ее ненадолго госпитализировать. Другая – есть подозрения, что она скрыла историю употребления рекреационных наркотиков, – утверждала, будто у нее галлюцинации, визуальные и слуховые. Ее, Пациентку Р, от дальнейшего участия в исследованиях отстранили.

В коттедже, согласно рекомендациям, Мод пакует сумку на экстренный случай – схватить в спешке, когда настанет момент. Вкладыши для бюстгальтера, подгузники. Ночная рубашка, белье, несессер с умывальными принадлежностями, фонарик.

– А фонарик-то зачем? – спрашивает Тим.

– На всякий случай, – отвечает Мод.

– Если электричество вырубят?

– Положи обратно, – говорит Мод.

Он кладет фонарик обратно и молча проглатывает остроту насчет того, что не помешает и фальшфейер.

Примерно тогда же утренней почтой (которую доставляет приятная почтальонша – можно подумать, она знакома с Тимом и Мод уже сто лет) Мод получает письмо без подписи или даже вовсе не письмо, просто листок с цитатой из какой-то Маргерит Дюрас. Цитата аккуратно переписана черными чернилами; вот такая:

Быть матерью – не то же, что быть отцом. Материнство означает, что женщина отдает свое тело ребенку, детям; они живут в ней, как на холме, как в саду. Они пожирают ее, бьют ее, спят на ней; и она дает им себя пожирать, и порой она спит, потому что они на теле ее. Ничего подобного с отцами не происходит ^[21].

Мод представления не имеет, кто это прислал, не понимает, мужской это почерк или женский. Штемпель на конверте неразборчив. Непонятно также, должны эти слова ободрить ее, предостеречь или просто поставить в известность. Она складывает листок и сует в книжку (подаренную матерью Тима – «Чего ждать, когда ждешь ребенка» ^[22]). Вскоре вынимает листок из книжки и осторожно сует между дубовыми половицами в спальне. Отправляет депешу во тьму.

Она по мелочи возится в саду, сажает фасоль и латук, а Тим играет медленные гаммы на гитарах (на копии «Лакота», на «Андре Домингесе», на «Тейлоре» – гриф черного дерева, шпон из кокоболо на головке грифа). Соседи, бездетная пара, – живут они, судя по всему, крайне упорядоченно, каждое воскресенье облачаются в черную лайкру и гоняют на дорогих мотоциклах, – уже сказали, что против гитары ничего не имеют, но надеются, что электрогитары у Тима нет, что он не рок-музыкант. Зовут их Сара и Майкл. Уже кристально ясно, что между Сарой с Майклом и Тимом с Мод дружбы не предвидится.

Назначенная дата приходит, проходит. Минует еще неделя. Мод потеет на июльском солнце. Отекают лодыжки; порой она целыми днями почти не раскрывает рта. Бодрствует, когда Тим засыпает; спит, когда он просыпается. В коттедж приезжает Джули. Похоже, что дискомфорта ребенок не испытывает. У Мод слегка повышенное давление, но причин для беспокойства нет. Подождем еще несколько дней, а потом подумаем.

Приезжает в гости мать Тима. Предлагает помассировать Мод живот, с облегчением выслушивает отказ. Двойняшки, широкобедрые девы, без гримасы не в силах взглянуть на Мод – на кошмарный, гротескный итог потаенного акта! – но именно они сидят с Мод в переднем садике, заплетая друг другу косы, когда у нее отходят воды. Отвешивают челюсти, когда Мод задирает платье и смотрит, как по ногам бежит жидкость, ни шевельнуться, ни заговорить не могут, когда она встает и ковыляет в дом.

Тимова мать сидит в кожаном кресле, прикрыв глаза и запрокинув голову. Она второй месяц на пароксетине и после некоторого уточнения дозы добилась иллюзии остекленелой невозмутимости.

– Я тебя отвезу, – говорит она. – Тим только в стену врежется. Пусть приедет потом.

Она расстилает на пассажирском сиденье газету. Мод садится, на колени кладет экстренную сумку. Внизу пристроилась собака, робко лижет ей ноги. Машина газует, пыль оседает на лихнис, маргаритки, ползучие лютики.

– Постарайся не заснуть, – говорит Тимова мать.

– Я не передознулась, – огрызается, а может, и не огрызается Мод. Собака всё лижет ее, по коленям елозит собачий язык.

– Когда я рожала Магнуса, – говорит Тимова мать, костлявыми пальцами вцепившись в руль, – у меня во время схваток случился мощный спонтанный оргазм. Очень неожиданно. Довольно неловко, если кто заметил. Но я в те годы прислонялась к бельевой сушилке и через минуту возносилась на седьмое небо. Никогда не понимала вот это все в женских журналах, про женщин, которые не могут. Прямо не знаю – может, им чего-то не хватает. В смысле, анатомически. Я про вас с Тимом не спрашиваю. Ясно, что у вас очень здоровая жизнь. Помню, у Магнуса была богатейшая коллекция порнографии – он в пансионе одалживал ее другим мальчикам. Бизнесмен был с младых ногтей. Большой талант. Но главное, Мод, – младенцы. Ты скоро поймешь. Младенцы и дети. Особенно младенцы, но дети тоже… Ты смотри-ка – странно…

Она бьет по тормозам. Они на окраине деревни – впереди низкие хижины, крытые соломой. На великолепно убранной лошади едет мужчина в белом. Вокруг женщины в золотом, зеленом и красном стучат палками и поют.

– Похоже на индуистскую свадьбу. Во всем Дорсете наберется примерно два индуса. – Тимова мать опускает окно, автомобиль потихоньку ползет вперед, и каждому удивленному или хмурому лицу она объявляет: – Эта девочка вот-вот родит. Спасибо! Нам, боюсь, нельзя медлить!

В голове процессии она снова поднимает окно, поддает газу.

– Можешь назвать ребенка Шивой, – говорит она. – Или как там другую зовут? Кали?

В палате рожают еще две женщины, при каждой бригада родовспоможения. Шум стоит понятно какой – жизнь с усилием раскручивает свое веретено. Мод молодец, о чем ей то и дело сообщают. Пора обедать, три часа дня. Она час проводит в родильном бассейне (он новый, и они тут ужасно хотят его опробовать). На седьмом часу легкие ее полны закиси азота пополам с кислородом (тоже очень настаивали).