С Хейердалом через Атлантику. О силе духа в диких условиях - Юрий Сенкевич Страница 17

Скоро он кончил работу и удовлетворенно опробовал носометр; координаты совпадали с добытыми Норманом, и Сантьяго пошутил: «Теперь нам и штурман не нужен». Норман отозвался: «Пусть Тур заодно соорудит и древнеегипетскую рацию».

Норман был прав. Хорошо баловаться самодельными штучками, когда способен в любой момент подстраховаться. Все-таки наше плаванье в сравнении с плаваниями древних было гораздо менее рискованным. Можно запретить себе мотор или гирокомпас, но как запретишь знанье? А мы знали, знали заведомо, что вокруг нас Атлантический океан, что омывает он берега всех континентов, кроме Австралии, что площадь его – девяносто три с лишним миллиона квадратных километров, а наибольшая глубина – почти восемь с половиной километров, это возле Южных Сандвичевых островов, но мы там не будем, нас несет на юго-запад холодное Канарское течение, скоро оно перейдет в теплое Северное Экваториальное, романтические пассаты наполнят парус нашего суденышка и повлекут его к американским берегам.

Мы знали, какие клочки суши могут вдруг возникнуть в туманной дымке слева и справа по борту: Канарские острова, острова Зеленого Мыса. Знали, что нам угрожает больше всего: западная оконечность Африки, мыс Юби, неприютный, скалистый, с вечной непогодой, рифами и двадцатиметровыми валами. Знали, наконец, – пусть ориентировочно, – где мы пристанем, если все обойдется благополучно: Барбадос, Тринидад, Мартиника, возможно, даже и Юкатан…

И всем этим знанием мы были обязаны тем, кто прошел здесь до нас, на клиперах, фрегатах и каравеллах, а еще раньше – вероятно, и на таких же, как наша, папирусных лодочках, изнывая от голода и жажды, не страшась циклопов, сирен, псоглавцев, примитивными «носометрами» нащупывая путь…

«Судить о качествах папирусного судна, подвергая испытаниям связку папируса, так же нелепо, как утопить в корыте гвоздь и заключить из этого, что “Куин Мэри” не способна плавать»

(Тур Хейердал)

Нет, мы не совершали подвига. Мы только в меру сил повторяли, воссоздавали их давние дела.

А впрочем, что ж, мы тоже порой делали открытия. Маленькие открытия – не для человечества, для себя.

Например, мы постепенно уяснили: вот приближается туча, значит, пойдет дождь, тут уж будь начеку, потому что как только дождь придет – ветер утихнет и затем вдруг совершенно изменит направление, и тогда держись.

Мы научились вовремя предугадывать мгновение, когда корабль перестает слушаться руля, и держать курс под минимальным, критическим углом к ветру.

Оживали, наполнялись реальным смыслом сведения, почерпнутые ранее из книг. Что такое толчея, я умозрительно представлял себе и раньше – это результат сложения волн, оно происходит, когда встречаются различные по свойствам водные массы, а мы шли в Канарском течении, более холодном, чем окружающие воды, – но нутром я это прочувствовал на третий день совершенно безалаберной, несинхронной качки – «Ра» словно очутился внезапно на вибростенде, так его трясло и дергало.

Есть правила с длинным названием – «Правила по предупреждению столкновения судов в море», – они тоже не разрешали о себе забывать…

По мере того как мы продвигались на запад, океан пустел и нам попадалось все меньше кораблей. Иногда они проходили днем, но большей частью мы замечали их ночью. Ночью корабль легче заметить, он хорошо освещен.

Эти встречи вызывали в нас противоречивые чувства.

С одной стороны, приятно сознавать, что еще кто-то плавает рядом; однако, с другой стороны, – лучше бы он не плавал. Потому что, когда видишь, как в непосредственной близости идет громадный, весь – иллюминация, лайнер, когда даже слышишь музыку с него, тебя охватывает мелочная зависть, завидуешь людям, которые веселятся, пьют вино, и нет для них шторма, и парус у них не сорвет.

Кроме того, мы попросту боялись таких встреч: «Ра» даже по сравнению с траулером букашка, нас трудно разглядеть, особенно если ночь и туман, – налетит, потопит и в чем дело не сообразит.

Примерно месяц мы плыли в полнейшем одиночестве, а потом, уже близ Южной Америки, суда стали появляться вновь.

Однажды нас разбудил Жорж. Он кричал, что на нас движется корабль. Мы выскочили из хижины кто в чем был и залезли на крышу. Действительно, корабль шел прямо на нас, весь в огнях, как новогодняя елка, а у нас на мачте горела только жалкая керосиновая лампа. Мы схватили фонарики и принялись, соединяя лучи, бить общими усилиями в его рубку. Там нас заметили и, наверное, страшно удивились, зажгли мощный прожектор и долго слепили нас ярким лучом, видимо, силясь понять, что это перед ними такое.

Затем на корабле решили с нами поговорить.

Мы переговаривались азбукой Морзе, мигая фонариками, – вернее, это делал один Тур, он вспомнил свою военную молодость, снова и снова он твердил: «Экспедиция “Ра”»! Экспедиция “Ра”!» – а те, на корабле, не понимали и переспрашивали. Ветер был слабый, мы шли зигзагами, корабль тоже лавировал, боясь с нами столкнуться, временами он пропадал за нашим парусом и разговор обрывался, – я слез на палубу, на палубе парус не мешал и корабль был виден, – там сигналили напропалую, без перерывов, не заботясь, принимаем или нет, и Тур в азарте кричал мне с мостика:

– Что они сказали: ти-ти-та-та или ти-та-та-ти?

Откуда мне знать, что они сказали, я не могу читать эту штуку. Тур от возбуждения просто забыл, что не все учили азбуку Морзе, он вел себя в точности как любопытный, который переспрашивает, приставив ладонь к уху:

– А, что? Та-ти-та?

Потом, успокоившись, он очень смеялся.

Да, разные бывали случаи. Как-то вдруг показалось, что коллективно сходим с ума: по левому борту, чуть видимый вдалеке, плыл другой такой же «Ра»! Словно мы отразились в зеркале!

– Тур, – вскричали мы, – твой приоритет под угрозой!

Судно подходило ближе, и сходство исчезло: обыкновенное рыболовное суденышко, ничего общего с нами не имеющее, – океан пошутил.

Почти тотчас с правого уже борта явилось странное сооружение с высоченной башней, опять мы гадали, что за чудеса, и сошлись на том, что это, очевидно, бурильная платформа нефтяников…

Нам часто вспоминалась эта башня как некий символ, увы, довольно зловещий. Цивилизованное человечество и посреди океана давало знать о себе.

Порой противно было утром чистить зубы, столько грязи плавало у кормы. Ну, ладно, пустые бутылки, доски, пластиковые мешки – их как после воскресенья на дачной полянке, – но битум! Но мазут!!!

Куски темно-бурого цвета, величиной в кулак, а иногда крупнее, некоторые обросли ракушками и усеяны моллюсками, другие совершенно свеженькие – и это в центре Атлантики, а она довольно большая!

Едва первые наши отчеты появились в печати, возникли слухи о том, что мы из-за загрязненности воды якобы даже не решались купаться. Это, разумеется, не так. В сплошные поля нефтяной пленки мы все же не попадали, а что до остального – кто мы такие, чтобы привередничать?! Мы сами плоть от плоти тех, кто все исправней, вдохновенней и успешней разоряет свой общий дом; в отечестве Кея полисмены-регулировщики стоят на перекрестках в кислородных респираторах, потому что Токио фактически лишен атмосферы, преувеличения тут почти никакого: недавно в печати сообщалось, что токийцы вдруг забили тревогу, увидав над собой светящееся небесное тело – летающую тарелочку, а это была не тарелочка, это сквозь случайный разрыв в смоге и выхлопах проглянула Венера – город совсем отвык от звезд!