Правота желаний - Михаил Армалинский Страница 17
Правота желаний - Михаил Армалинский читать онлайн бесплатно
Так, английская безродовая фраза: «I went for a walk» не вызывает никаких эмоций, так как непонятно, человек какого рода пошёл погулять.
А вот в русском языке фразы «Я пошёл погулять» и «Я пошла погулять» сразу определяют направление сексуального подсознания: что же произошло во время гуляния – её выебли или он выеб? Или его выебли гомосеки?
Из этого можно смело заключить, что русские и другие народы с подобной родовой грамматикой значительно свободнее в обращении с сексом, чем англоязычные народы. И это не гипотеза, а констатация реальности.
* * *
Мечта – это воображаемое преступление.
Мечты – всегда о преступлении: в мечтах нарушаешь либо уголовный кодекс, либо законы природы.
Раскрутка эстетики
Почему длинные ноги у женщин считаются красивыми, а короткие – нет? Как всегда, эстетические критерии есть лишь отражение сексуальных.
Для мужчины развести ноги у сопротивляющейся женщины гораздо легче, если они длинные, ибо рычаг больше – расстояние между точкой опоры (бёдерным суставом) и пяткой или даже коленом. Поэтому сила, которую мужчине надо приложить, оказывается меньше.
А у коротконогих женщин рычаг получается маленький, и насильно развести им ноги становится значительно труднее.
Таким образом, эстетика способствует овладению женщиной не только согласной на совокупление, но и сопротивляющейся ему.
О новизне
Слово new – самое влекущее в торговле, науке, искусстве – повсюду! Люди стремятся к новому, которое обещает и вызывает свежие и сильные чувства. Мода живёт этим словом. Если это новое изделие, то любопытство, интерес, тяга у потребителей возникают непременно. Если это новое в науке, то все замирают в предвкушении улучшения и упрощения жизни. Если это новое в искусстве, то все стремятся узнать и посмотреть, в чём же это новое состоит и как оно сладко поиграет на нервах.
Разумеется, что не всё новое есть лучшее, но это узнаётся позже, после того, как новое опробовано, и только после этого может возникнуть разочарование.
Есть определённая категория людей-консерваторов, которые ко всему новому относятся скептически, пессимистически и даже со страхом.
Однако подавляющее большинство людей стремится к новому и предвкушает в нём разного рода упоения. Стремление к новизне – залог существования человечества.
Так вот, при этой всеобъемлющей магии нового люди ввели на него запрет, причём в той сфере, которая во многом определяет суть человека и в основе которой лежит новизна – в области сексуальной. Концепция моногамии есть ни что иное, как абсолютное отрицание новизны, а при её отсутствии, как и во всех других сферах, жизнь, лишённая новизны, умирает. Потому-то в моногамии половая жизнь обречена на смерть или, в лучшем случае, – на больное и нищенское существование. Отсутствие новизны удушает всякую жизнь. Именно для этого и установлена моногамия – чтобы секс перестал интересовать парочку и чтобы все силы направлялись на воспитание и содержание потомства или другое общее дело.
Но и сама жизнь человека построена на том, что он с годами отгораживается от новизны, а это и есть старость с грядущей смертью, в которой абсолютно нет ничего нового. И вследствие этого, за её нулём новизны открывается необъятная новизна потустороннего.
О вечности сознания
В смерти нас страшит то, что мы теряем сознание не временно, как во сне, а навсегда, что проснуться будет невозможно, нас страшит вечная разлука со своими ощущениями и чувствами. А значит, нас волнует не сама потеря, а прежде всего временной аспект потери. Кратковременная потеря сознания, как во сне без сновидений, не страшна, но даже необходима (недаром я писал, обращаясь к смерти:
а вечная потеря сознания ужасает. Таким образом, нас ужасает вечность.
С другой стороны, вечная жизнь нас не только не страшит, а мы о ней мечтаем и к ней стремимся.
Итого, мы хотим вечного сознания и страшимся вечной бессознательности.
Однако надо иметь в виду, что живя в сознании, мы в основе своей управляемся бессознательным: инстинктами, рефлексами, генетикой, то есть тем, что руководит нашим поведением без нашего ведома – без ведома сознания.
Получается, что, живя в сознании, мы находимся под властью того, чего мы боимся больше всего – постоянно длящейся бессознательности. Бессознательность, управляющая нами, длится на протяжении всей нашей жизни и нас вовсе не страшит, а с девятнадцатого века, будучи обозначенной, становится объектом изучения.
Но мне скажут, это ведь бессознательное жизни, а страшит нас бессознательное смерти. Но они в одинаковой степени нам неведомы, и хотя бы в этом состоит их родство.
В попытке определить, что же это за феномен сознания, нынешняя наука предлагает два наиболее абсурдных, а значит наиболее правдоподобных подхода. Первый рассматривает сознание как одну из основных категорий нашей вселенной, подобно времени, пространству и массе. При таком подходе возникает возможность изучать сознание пристально и вплотную.
Второй подход говорит о вездесущности сознания, которое в человеке находится в максимальном своём проявлении, в животных – в меньшем, в насекомых – в ещё меньшем, но и в неодушевлённых предметах сознание тоже предполагается в каких-то ничтожных количествах.
Интересно, какую единицу измерения сознания придумает наука? Если критерием существования сознания можно рассматривать способность испытывать наслаждение, то я запросто предложу единицу измерения в один оргазм. С камнями и прочими мёртвыми предметами (а, быть может, они и не мертвы вовсе, а нам лишь так кажется) замер сознания будет составлять какую-нибудь одну миллиардную оргазма.
Выходом из противоречия между сознанием и его отсутствием тогда явится понимание, что полной бессознательности не существует, то есть сознание никогда не может быть равно нулю, как бы оно к нему ни приближалось.
А в таком случае мы возвращаемся к доказательству бессмертия, которое может интерпретироваться как неизбывность сознания, которое существует даже после смерти, и меняется лишь его количество, ну и, разумеется, – качество.
Цветистые изображения качества сознания после смерти заполняют сказания о потустороннем мире. А в мусульманской легенде отводится место и количеству – оно определено конкретной цифрой поджидающих тебя девственниц.
Так что даже предполагать смертность сознания само сознание просто не позволяет из-за своего инстинкта вечного самосохранения.
Продолжение апологии проституции
Не столько искусство, сколько красота принадлежит народу. А так как абсолютная красота – это половые органы, то, пока не существует клонов, принадлежать народу гениталии могут только посредством проституции.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments