Тень скорби - Джуд Морган Страница 17

— Да, неприятное происшествие для района. Сегодня утром я видел мистера Тауненда, он опасается, что загрязнение воды остановит его мельницу на неделю. Другие тоже… А тут еще посевы овса…

— Все эти вещи малозначительны, — заявляет мистер Бронте. — Мелочи, если положить их на весы. Знаете, мистер Эндрю, когда мои дети услышали шум и почувствовали дрожание земли, они подумали, что наступает конец света. — Он улыбается, но не насмешливо: нет, это воодушевленная, ликующая улыбка. — Разум ребенка часто наталкивается на истину, которую мы упускаем.

— Боже мой. — Мистер Эндрю крепче сжимает поводья. — Вы тревожите меня, мистер Бронте. Неужели этого события следует ожидать в ближайшем будущем?

Мистер Бронте снова улыбается.

— О, на этот счет, сударь, никто не может быть уверен, поэтому, будучи христианами, мы всегда должны быть готовы. Но вы, конечно, понимаете, о чем речь. Когда Всемогущий говорит с нами, будь то шепот совести или гром землетрясения, нужно внимать каждому слову.

— О, я бы не назвал прорыв болота землетрясением, но…

— Нет? А как бы вы его охарактеризовали?

— Исходя из того, что я слышал и видел, это просто оползень, вызванный сильными дождями, которые переполнили торфяник.

— О нет, мой дорогой сударь! Нет и еще раз нет, я чувствую, что здесь все не так-то просто. Странные атмосферные условия, характерные для того момента — в том числе серовато-синее, насыщенное электричеством небо, — всегда связаны с землетрясениями. Во всяком случае именно об этом я читал. А еще тот факт, что нам показали всю эту страшную мощь и в то же время уберегли от худших последствий, — воистину, разве может Божественное послание предстать яснее? Землетрясение было предупреждением и напоминанием о грядущем великом дне. В следующее воскресенье я буду говорить об этом в своей проповеди. Я возьму текст из девяносто седьмого псалма: «Пред лицом Господа тают горы, как воск».

Мистер Эндрю не знает, что сказать. Умеющий сохранять хладнокровие при отпиливании конечностей у своих пациентов, он испытывает дурноту при мысли об апокалипсисе.

— Несомненно, хороший пример, очень подходящий. Что ж, слава Небесам, что ваши дети остались невредимыми, мистер Бронте. Скажите, как старшие девочки успевают в школе?

— Гм. Ах, очень хорошо: Коуэн-Бридж стал для нас настоящей находкой. Я намерен в ближайшее время отослать к ним Эмили. Потом, когда настанет черед Энн, думаю, мисс Брэнуэлл будет рада вернуться домой в Корнуолл, а в пасторате останемся только я и мой сын, что позволит заметно сэкономить на домашнем хозяйстве и даст мне возможность сосредоточиться на образовании мальчика. — Он качает головой и едва заметно улыбается. — Мистер Эндрю, для служителя Церкви это признание звучит шокирующе, но знаете, после смерти миссис Бронте я всерьез усомнился в намерениях Господних, когда взглянул на путь, что открылся передо мной. А вот теперь этот путь становится ровнее. — Он снова смеется; в его хорошем настроении есть что-то от пугливой лошади, вплоть до вращения блестящих глаз. — А когда сегодня утром передо мной предстала сцена потрясающего разрушения, устрашающий и в то же время добрый, да, добрый голос, казалось, произнес: «Где был ты, когда Я полагал основания земли?» [9]. Урок, мистер Эндрю, великий урок. Думаю, я напишу по этому поводу в «Меркури Лидс».

Хирург слегка морщится при мысли, что его друг выставит себя на посмешище в печати со всеми этими землетрясениями и цитатами из Книги Иова. Но он предпочитает молчать, ибо Патрик Бронте не тот человек, на пути у которого можно становиться; сама мысль о противостоянии, о споре с ним вызывает замешательство, будто намереваешься столкнуться с огромной неизвестной собакой. По этой же причине он не озвучивает своего мнения о Коуэн-Бридже, о котором кое-что слышал от товарища по медицинской профессии, в том числе весьма удручающие вещи. В этом мире, говорит он себе, можно сделать еще столько добра. Лучше думать об этом.

— Я так понимаю, скоро приедет еще одна Бронте, — обращается мисс Лорд к мисс Эндрюс; собеседницы наблюдают за утренней зарядкой в саду. Что ж, можно называть это зарядкой. За исключением нескольких крепких шумных девиц, ученицы группками по две и по три вяло бродят и слоняются из стороны в сторону, как заточенные в четырех стенах духи в передниках. Мисс Лорд, глядя на злой профиль мисс Эндрюс, запускает ядовитую шпильку:

— А ведь мисс Эванс права, говоря, что это умное семейство.

— Не сомневаюсь.

— И не удивлюсь, если самая умная среди них Мария. Мисс Эванс видела, как та помогает одной из старшеклассниц с уроками французского. Незаурядные способности, отметила мисс Эванс.

— Мисс Эванс не приходится с утра до ночи выносить нерадивость и дерзость этой девочки, — огрызается мисс Эндрюс. — К тому же Мария Бронте относится к категории мечтательных девочек. Такие девочки витают в облаках и прикрываются своей мечтательностью, а потому им все сходит с рук. Но меня этим не проймешь.

Мисс Лорд хотелось бы набраться храбрости, чтобы вонзить шпильку еще немного глубже и спросить: «А вы разве никогда не витали в облаках? Никогда не мечтали о будущем, отличном от нашей жизни — от этих долгих, унылых часов работы за гроши в захолустье?» Глядя на мисс Эндрюс, мисс Лорд хочется захлопнуть веки: ей слышится писк котят, которых топят в ведре. С другой стороны, она отчасти понимает коллегу, ибо что-то в этих девочках, особенно в мечтательных, вызывает раздражение. Возможно, дело в том, что они обречены на ту же долю, что выпала тебе самой, но этого не видно: их глаза светятся, а на губах играют скрытые улыбки, будто им известна какая-то возможность спасения, которую тебе в свое время отыскать не удалось.

«Куинни привела шестерых котят, — думает мисс Лорд, — а мне не позволили оставить даже одного». Она протягивает руку, чтобы шлепнуть по уху одну из младших учениц, взгляд которой она просто не может вынести.

Завтра: папа привозит Эмили.

— Мисс Эванс не говорила этого, но я уверена, что папа снова останется на ночь, а потому нас, наверное, пригласят поужинать вместе с ним, — шепчет Мария, пока сестры жмутся друг к другу. Наступил ноябрь, и в неотапливаемом дортуаре проще говорить, потому что все жмутся друг к другу — сбиваются в стайки по две и по три на кроватях, — чтобы согреться, пока не погасят свечи и не наступит время разделяться. Но Мария, Элизабет и Шарлотта, обнимая друг друга и переплетая руки и мраморные ноги, все-таки переговариваются торопливым шепотом. Не угадаешь, когда одна из старших девочек, выискивающих секреты, может прервать тебя на полуслове или, что хуже всего, может появиться Джейн Мурхэд, краснеющая и хихикающая. Она станет высовывать средний палец из-под подстреленной ночной сорочки и бормотать: «Посмотрите на моего червячка, посмотрите на моего червячка. Потрогайте, ну же, потрогайте моего червячка…» Она говорила, что это ее брат; она бормотала и бормотала, пока не начинала плакать от смеха или просто рыдать.