Изгнание торжествующего зверя - Джордано Бруно Страница 17

Поднялись многие, скажу, большая часть богов, и сказали:

43. – С большим, если возможно, с большим!

44. – Значит, постановляю, – продолжал Юпитер, – дать ему по этому случаю, как личности деятельной и сильной, поручение и заботу сделаться земным богом, которого почитали бы больше, чем подлинного небесного полубога.

Те же самые подтвердили: быть по сему!

А так как нашлись такие, что раньше не встали и теперь ничего не сказали, то Юпитер обратился к ним и спросил их, не хотят ли они что объяснить. Тогда одни сказали: «Одобряем»; другие: «Допускаем». Юнона изрекла: «Не препятствую».

Затем Юпитер объявил постановление в окончательной форме:

45. – Вследствие того, что в настоящее время кой-где на земле объявились чудовища, если и не такие, как были во времена древних возделывателей земли, зато, может быть, худшие, я, Юпитер, Отец и Всеобщий Промыслитель, постановляю, дабы Геркулес, мой заместитель и служитель моей могучей десницы, отправился на землю, если и не таким, как прежде, иль не большим великаном, зато одаренным большим усердием, ревностью, крепостью ума и деятельностью духа; и подобно тому как, когда был рожден и воспитан на земле, он показал себя великим, во-первых, тем, что одолел и победил столько чудовищ, и, во-вторых, тем, что из ада вернулся вновь победителем на землю, из ада, куда он явился нечаемым утешителем друзей и неожиданным мстителем надменных тиранов, так в настоящий миг да покажется своей Матери-Земле в третий раз он – новый, столь необходимый и вожделенный промыслитель; пусть ходит по весям ее и смотрит, не опустошает ли города Аркадии какой-нибудь Немейский лев [60] ; не появился ли снова Клеонский лев в Фессалии; не воскресла ли гидра [61] , эта лернейская чума, и не собрала ли вновь свои отросшие головы; пусть доглядит, не появился ли во Фракии Диомед [62] , что кормил коней в Эбро кровью путешественников, и обратит свой взор на Ливию, где, может быть, Антей, столько раз возрождавшийся духом, возродился, наконец, и телом. Удостоверится, нет ли в царстве Иберийском какого трехтуловищного Гериона [63] . Поднимет голову и поглядит, не летают ли по воздуху губительные Стимфалийские птицы [64] , говорю о тех Гарпиях, что иногда затмевали воздух и мешали видеть яркие звезды. Посмотрит, не гуляет ли по Эримантским пустыням какой-нибудь мрачный Вепрь. Не наткнется ли на какого-нибудь быка вроде того, что наводил ужас на стольких народов; не пора ли выгнать на свет какого-нибудь трехликого Цербера [65] , изрыгающего вместе с лаем смертоносный яд; нет ли у кровавых алтарей какого-нибудь палача Бузириса [66] ; не появился ли в пустынях какой олень с золотыми рогами вроде того, что на бронзовых ногах носился, как ветер; не собрала ли мятежные войска какая-либо новая царица Амазонок; не владычествует ли где какой подозрительный и коварный Ахеллой с непостоянным многообразным и изменчивым лицом; нет ли Гесперид, где на попечение дракона оставлены золотые яблоки; не появились ли вновь знаменитые и смелые царицы Термодонтского народа; не разбойничает ли по Италии какой Ланчинийский удалец, не тешится ли какой грабитель Как [67] , что огнем и пламенем защищает свою добычу. Если эти, или подобные, или другие, новые и неслыханные чудища встретятся ему на пути или нападут на него, в то время как он будет шествовать по огромнейшей спине земли, да изменяет, преобразует, изгоняет, преследует, связывает, укрощает, лишает, рассеивает, разрывает, разбивает, рушит, угнетает, топит, жжет, ломает, убивает, искореняет. В ознаменование столь великих подвигов, в награду за славные деяния приказываю в местах будущих героических деяний воздвигать ему трофеи, статуи, колоссы, даже жертвенники и храмы, если судьба не против меня.

46. – Поистине, Юпитер, – сказал Мом, – теперь ты мне кажешься совсем-совсем добрым Отцом, ибо вижу – отцовское чувство не помешало тебе воздать по заслугам твоему Алкиду, который, если и недостоин такого, то, может, заслуживает большего, даже по мнению Юноны, что, вижу, приветливо принимает мои слова…

47. София. Но вот мой так долгожданный Меркурий, о Саулин, так что придется отложить наш разговор до другого раза.

Пожалуйста, отойди от меня и дай нам побеседовать друг с другом наедине.

Саулин. Хорошо! До свидания, до завтра.

София. Вот тот, кому я вчера молилась, наконец, когда меня стало охватывать отчаяние, явился мне.

Вчера мои моления дошли до него, в эту ночь – выслушаны, и сегодня утром исполнены им самим. Если он сейчас же не явился на мой зов, то, должно быть, его задержало что-нибудь важное, ибо думаю – он любит меня не меньше, чем я сама себя. Вот вижу, как он исходит из этого огненного облака, которое гонит южный ветер к центру нашего горизонта и которое, расступаясь перед яркими лучами солнца, распускается веером, как бы венчая мою славную планету. О святой Отче, высокое величие, благодарю тебя, ибо вижу, как мое крылатое божество летит из самой средины облака, ударяя по воздуху распростертыми крыльями, радостно, с кадуцеем в руке, рассекает небо на моих глазах, быстрее Юпитеровой птицы, сладостнее дыханья Юноны, диковиннее аравийского Феникса; вот прилетел ко мне, любезно предстал предо мною, с особенною ласковостью обращается ко мне.

Меркурий. Вот я и с тобою, благосклонный и послушный твоим мольбам, моя София, ибо ты вызвала меня, и твои мольбы достигли ко мне не как обычно, благовонным курением, но пронзающей и быстролетной стрелой яркого луча.

София. Но что это значит, мое божество: ты тоже, против обычая, не сразу явился ко мне?

Меркурий. Скажу тебе правду, София. Твоя молитва застала меня в то время, как я вернулся из ада, передав в руки Миноса, Еака, Радаманта 246752 души, которые после всяческих мучений, борьбы и нужды окончили путь одушевления тел. Там была со мною небесная София, в просторечии именуемая Минервой и Палладой, и она тотчас по платью и походке признала твое посольство.

София. Она легко могла признать, ибо, как и с тобой, я частенько беседовала с нею.

Меркурий. И молвила мне: «Не к тебе ли это посольство, посмотри, Меркурий, от нашей родной и земной дочери. Я желаю представить тебе ту, что живет моим духом и искони, будучи рядом с тьмою, исходит от света моего отца».

«Дело лишнее, о рожденная из головы Юпитера, – ответил я ей, – представлять мне столь любимую нашу общую сестру и дочь».

Тут я подошел к твоей вестнице: обнимаю ее, целую, кладу послание в бумажник, расстегиваю пуговицы у жилета и засовываю его под сорочку к самому сердцу. Юпитер (бывший тут невдалеке и занятый тайною беседой с Эолом и Океаном – наказывал им тотчас же вернуться сюда вниз), увидев, что я сделал, прервал разговор, быстро и с любопытством спросил меня, что за памятку положил я себе на грудь. Когда же я ему ответил, что это – твое дело, он сказал: «Ох, моя бедная София, каково-то ей там, что она делает? Ах, бедняжечка, уже по этому несчастному клочочку бумаги мне ясно, что ее дела неважные. Давненько у нас не было вестей от нее. Ну что ж она просит? Чего ей недостает? Что тебе предлагает?» – «Одного только, – отвечаю, – явиться к ней на часок». – «Хорошо, – сказал Юпитер и стал доканчивать разговор с двумя богами, а затем поспешно подозвал меня к себе и сказал: – Ну, ну, скорей, управимся с делами, и ты пойдешь, узнаешь, чего хочет эта бедняжка, а я – к своей надоедливой жене, которая, по правде, тяготит меня больше, чем вся вселенская тяга».