Брачный транзит - Надя Лоули Страница 17

Через час, после четвертой рюмки водки, Алька почувствовала, что ее отпустило. К тому же у нее проснулся просто волчий аппетит. Котлеты по-киевски она умяла в считанные секунды. А салат и вовсе пролетел незамеченным.

Перехватив сочувственный взгляд Кристиана, Алька сказала с оправдательной интонацией, что вообще-то она обычно так на еду не набрасывается, но сегодня с утра ничего не ела, а день был очень трудный. Потом она рассказывала ему про Екатерину Великую и Ленинград, про Университет и работу в «Смене». А он рассказывал Альке про мост Мирабо в Париже, разноязыкую толпу на Монпарнасе и свою музыку. Потом они пили шампанское и танцевали.

Потом он пригласил ее к себе в номер, и Алька мгновенно протрезвела от ужаса: в номер к иностранцу? А может, это все провокация? Но она посмотрела на доброе, открытое лицо Кристиана и устыдилась своих мыслей.

Потом они опять танцевали, и Алька чувствовала, что объятия Кристиана ее успокаивают. Что ей совсем не хочется покидать это место — его объятия.

Потом они заказали такси и поехали к Альке, и она даже не могла целоваться в машине, потому что после пережитых волнении и всего выпитого засыпала прямо на плече Кристиана.

Проснулись они одновременно. Солнце светило прямо в глаза. Внизу, во дворе, звенели детские голоса. Было воскресенье. Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Оба чувствовали себя легко и свободно.

— Алекс, если ты мне скажешь, где у тебя чашки, я принесу тебе кофе в постель.

Так у нее появилось третье, после Александры и Альки, имя.

Пока Кристиан звенел посудой на кухне, Алька перебирала в памяти события вчерашнего дня. Кажется, она была услышана. Кажется, провидение послало ей помощь в образе этого добросердечного милого француза. Теперь будет, наверно, не так страшно. Страшно? И тут Алька вспомнила — завтра же понедельник!

Она встала, накинула на голое тело рубашку Кристиана и пошлепала босыми ногами на кухню. Там Кристиан сервировал маленький поднос. «Господи, где он его взял? Я раньше его тут вроде не видела». (Впрочем, хозяйственность не относилась к числу Алькиных добродетелей.)

— Ты почему встала? У меня все готово. — Он посмотрел на Алькино потухшее лицо, увидел вчерашнюю тоску в ее глазах. — Кажется, ты хочешь мне что-то рассказать.

Не то чтобы Алька сильно этого хотела, но не рассказать тоже не могла. Она чувствовала, что Кристиан сейчас, может быть, единственный ее шанс на спасение. Она тяжело вздохнула, уселась на табуретку и понуро опустила голову.

Кристиан приподнял за подбородок ее лицо, отвел со лба светлые пряди.

— Я слушаю, Алекс.

И она рассказала ему все. Про Стефана, про его друзей, про чудовищный долг, про то, как она попала в Москву и чем тут занималась. Про вчерашний вечер в ресторане «Арбат» и ночную беседу с комитетчиком. Всё. С деталями и без купюр.

Кофе совсем остыл. Кристиан выплеснул его в раковину и заново накрыл уже на столе.

— Завтра мы пойдем туда вместе.

— Да ты что! Заметут обоих!

— Заметут?

— Ну, арестуют.

— Алекс, но я все же гражданин другой страны. И потом — «перестройка».

— Да какая «перестройка»! Они как работали, так и будут работать. Это же государство в государстве. Такую махину за столетие не сдвинешь!

— Это тебя так заставили думать. А мы пойдем завтра и скажем, что ты моя невеста. И вообще — ждешь ребенка.

— Кристиан, милый, но это же неправда!

— Ты про ребенка? Так мы можем еще постараться!

Он схватил Альку на руки и понес в комнату.

Второй день Александра исследовала Москву.

Новый Арбат ее скорее разочаровал. Особенно на промежутке «Прага» — «Арбат». Суетно, громко и с душком.

«Господи, да это просто какой-то восточный базар! Шаурма, пиво, обертки под ногами да еще турецкие песни из всех динамиков. — Она брезгливо подобрала полу шубы. — И какой-то жилой новодел с башенками в виде минаретов… Нет, я, конечно, не против нововведений, но зачем делать из Москвы еще более азиатский город, чем она есть на самом деле?»

Александра пересекла проспект по подземному переходу, свернула в Борисоглебский («Как же он раньше-то назывался?») и пошла бродить по переулочкам. Вот они, родные, — Скатертный, Хлебный, Мерзляковский. Сколько здесь хожено было…

Чистыми, светлыми дворами пошла дальше. Минут через двадцать оказалась у Патриарших прудов. Вот здесь была настоящая Москва.

Потом по Тверской она спустилась к Главпочтамту. Еще раз убедилась, что ее прошлое снесено с лица земли вместе с безликим «Интуристом». Свернула к «Националю». Заходить не стала. Через стекло посмотрела на столик, за которым почти двадцать лет назад они с Кристианом ужинали. У Библиотеки нырнула в переход и через пять минут оказалась в Александровском саду. Всё. Круг замкнулся.

Для чего, собственно, приехала она в этот город? Не для того же, в самом деле, чтобы взглядом инспектора оценить произошедшие перемены. Нет. Просто оставалась какая-то открытая форточка в душе. Сквозняк какой-то. Какой-то давний, не до конца изжитый страх.

Теперь Александра чувствовала, что счеты сведены. Примирение состоялось. Точнее, состоялась ее победа над собой, над обстоятельствами. Над памятью.

Можно было возвращаться.

* * *

Прошло два месяца.

Алька сидела в аэропорту «Шереметьево». Ее нехитрый багаж был сдан. С собой осталась только сумочка. В нее-то Алька и вцепилась побелевшими пальцами, ожидая приглашения на посадку. Она боялась. Она до сих пор не верила, что свободна. Что она жена гражданина Франции и летит к своему мужу.

Кристиан вылетел на две недели раньше, когда закончилась его виза. Он умолял осунувшуюся от пережитых волнений Альку не беспокоиться ни о чем. Говорил, что они все сделали правильно, все мыслимые и немыслимые документы оформлены и никто не посмеет ее задержать.

Тогда, в последний августовский понедельник, проведя бессонную ночь в разговорах, они вместе пришли к зданию на площади Дзержинского. Обогнули его, прежде чем нашли нужный подъезд. Никакой Светы здесь, конечно, и в помине не было. Видимо, Игорь успел предупредить ее.

Войти внутрь Алька Кристиану ни за что не разрешила. Он остался стоять у входа. Предупредил, что, если через час она не выйдет, он поднимет тревогу, обратится во французское посольство, в МИД, и вообще, сейчас не тридцать седьмой год, нечего запугивать людей… Теперь уже Алька его успокаивала.

Выслушав Альку, Александр Степанович сдвинул брови, словно чего-то недопонял.

— Деточка, но ведь позавчера никакого французского жениха не было.

Алька подняла на него прозрачные честные глаза.

— Александр Степанович, вас просто неверно информировали насчет меня. Вышло недоразумение.