Вред любви очевиден - Татьяна Москвина Страница 17

Девушка останавливается.

– Хорош орать. Что надо?

– Любви и дружбы, – с готовностью отвечает Иван Космонавтов. – Имя, прошу – имя розы!

– Ну, Лера.

– Нулера? Впервые слышу такое имя – Нулера. Даже красиво…

– Валерия. Ва-ле-ри-я.

– Иван Космонавтов. Это псевдоним. На самом деле… неважно. Не суть! Короче, как мне смыть позор?

Девушка показывает на канал.

– Видишь, какой срач? Всякие свиньи вроде тебя весь город изгадили. Хочешь смыть позор – полезай в воду и поработай. Собери банки, бутылки…

– Гениально, – соглашается Космонавтов. – Где спуск на воду?

– А там, подальше.

– Вперёд! – командует сам себе Космонавтов.

Максим хохочет.

– Нос откушу! Тоже мне терминатор! Слушай, мне кто-то капал на тебя, что ты с этими связался, с эсерами. Ты что, правда стал этот… социалист-революционер? Федька, бросай эту похабень к чёртовой матери. На кой нам революция? Мало тебе этой заварушки в семнадцатом? И правильно вас, придурков, сажают. Люди жить хотят, а вы как нечистая сила колбаситесь. Ты думаешь, мне всё нравится в этой стране? Да мне всё не нравится. Тут, знаешь, везде один сплошной мой папаша! Куда ни ткни – папаша сидит! Во сцепились отцы-молодцы – жопа к жопе, не пробьёшься! Но я папашу сам не буду резать и тебе не дам. Если что, я лягу в Озерках с пулемётом! Ты меня понял? – вдруг довольно угрожающе спросил Максим.

Фёдор молчит.

– Пиво давай пей! – крикнул Максим. – Друга встретил – пиво пей, революционер!

Тихая сомлевшая мамаша, Юра и чумазая вошли во двор, остановились у двери.

– Юрочка, Юрочка, – лепечет мамаша.

– Мы – на втором этаже. Квартира девять…

– Слушай, русский, а ты мамку уложи, кота покорми, и айда на рынок погуляем?

– А ты подождёшь, честно?

– Обижаешь, беленький! Эльвира сказала!

– Я быстро! – обрадовался Юра.

Варя и Ксана поднимаются по лестнице.

– Видишь, его тут все знают, нашего дедулю, – говорит Варя. – Квартира двадцать один. О, гляди, табличка…

Возле обшарпанной двери привинчена пластинка с надписью «Иеремия Браун».

– Имечко! – веселится Ксана. – Иеремия! Ты думаешь, это наш старикан? Интересно, а сокращённо как – Иера? Ерёма?

– Нормальное имя, из Библии. В Англии он был бы Джереми. Мы скажем: господин Браун.

На звонок открыла неказистая девица лет тридцати, с хитрым прищуром.

– Господин Браун? – тоном светской дамы спросила Варя.

– У себя. Третья дверь, – лаконично ответила девица.

Перед дверью в комнату Брауна Варя и Ксана что-то оробели.

– Давай, Варька, ты всю кашу заварила, давай рубись.

Варя стучится.

– Господин Браун!

Молчание.

Фарида обрабатывает руки женщины, рассматривает её кольцо.

– Красивое какое у вас кольцо.

– Да, – отвечает женщина, – от дедушки. Чёрный опал, редкий камень. Приносит несчастье.

– Вы знаете, я вам верю. Хотя трудно. Такой маленький красивый камушек – и вдруг несчастье! Женщины любят всякое такое. Загадки там, тайны. А вообще поговоришь с человеком – и всё понятно. Жизнь! То есть я хочу сказать, что несчастья и без всяких камешков бывают, да? Правильно?

Женщина страдальчески закрывает глаза, вот-вот заплачет.

– А кофейку не хотите? – ласково спрашивает Фарида.

Женщина кивает.

– Простите, – говорит она. – Такой день… Ниточку я сегодня нашла, ниточку…

– Ниточку? – переспрашивает Фарида.

– Потому что надо мне один клубочек размотать. Такой клубочек – двадцать лет наматывала, а теперь мне его размотать надо…

Иван Космонавтов плавает в канале, собирает банки, бутылки, обёртки от мороженого и забрасывает Лере на пристань. Та аккуратно складывает мусор в пластиковый мешок. Граждане начинают интересоваться происходящим.

– Гринпис? – спрашивает компания молодых людей. – Акция протеста?

– Местный актив молодых уборщиков России, – отвечает Лера. – Сокращённо «МУР». Наш девиз – «Убери дерьмо».

– Новеньких берёте? – заинтересовался один юноша.

– А кто главный у вас?

– Всех берём, – отвечает Лера. – Главный – вот он. Зовут Иван Космонавтов.

– Сам чистит! Во молоток! – компании понравилось.

– Сила личного примера, – объясняет Лера.

Ребята переглянулись.

– Ну что, мужики, девиз подходящий. Дерьма всем хватит.

Стали раздеваться.

Варя толкает дверь в комнату господина Брауна.

Это старый мир. В нём нет новых вещей. Мебель и картины начала двадцатого века. Как ни странно, довольно чисто.

Браун лежит за ширмой на кровати.

Варя и Ксана подходят.

– Он вообще живой? – тревожится Ксана.

Старик открывает глаза.

– Добрый вечер, господин Браун, – громко произносит Варя.

Эти слова оживляют Иеремию Брауна. Он садится на постели, смотрит на девочек.

– Варвара Панкратова, Оксана Никитенко, – представляет себя и подругу Варя.

– Очень приятно. Чем обязан? – старик выглядит совсем вменяемым.

– Мы вашу собачку принесли, – говорит Ксана. – Вашу Дору. Мы были в кондитерской, а собачка заснула… совсем. А вы ушли. А уборщица ругалась, что собак дохлых на неё вешают.

– Мы взяли Дору, попросили сумку какую-нибудь и стали спрашивать на улице, кто вас видел. А вас тут все почти знают…

– Короче, вот ваша собачка, а мы пошли, – заключила Ксана.

Старик встал, прошёл к круглому столу, жестом пригласил девочек присесть.

– Вы пионеры? – спросил он. – Или нет – комсомолки? Позвольте записать ваши имена и адрес вашей школы. Я сегодня же направлю благодарность.

Ксана фыркнула. Варя посмотрела на неё строго.

– Нет, господин Браун, мы уже учимся в высших учебных заведениях. Я могу оставить вам свою визитку. Пожалуйста.

– Благодарю. Ещё одна просьба: пожалуйста, эту сумку… возьмите и…

– Закопать где-нибудь? – спросила Ксана. – Мы сами хотели, но надо было хозяина спросить.

– Вы совершенно правы. Всегда следует спрашивать хозяина. С юридической точки зрения вы поступили грамотно.

– А вы юрист? – полюбопытствовала Варя.