Возвращение Сэмюэля Лейка - Дженни Вингфилд Страница 17

Объезжая лошадь, даешь ей понять, что жизнь – штука опасная, а наказание неизбежно. Так объезжал лошадей Рас Белинджер. Если бы люди, поручавшие ему своих любимцев, знали о его подходе, большинство наверняка нашли бы другого объездчика.

Впрочем, кое-кто все равно не отказался бы от его услуг. Те, кому важен лишь результат. А результатов Рас умел добиваться. Он мог заставить лошадь делать все что угодно. Желаете, чтобы она шла высоким шагом? Пожалуйста. Желаете, чтобы она гарцевала, изящно выгнув шею? Он так ее вышколит, что она будет весь день гарцевать и ни разу не задерет головы. Нужна смирная лошадка для детей? Он сделает так, что на ней сможет ездить и трехлетний ребенок.

Было лишь одно «но»: лошади у Раса становились так покладисты и безотказны, потому что испытывали ужас перед людьми, а дух их был сломлен. Возвращались они от Раса блестящими, холеными, но с безжизненным взглядом, и вздрагивали, когда их ласкали. Хозяева принимались расспрашивать Раса, и у того находилась масса объяснений. Погода меняется, лошади становятся нервными. Или лошадь отвыкла от хозяина – два месяца не видела, но не беда, скоро привыкнет. Или чувствовала, что ее увозят, а лошади не любят переездов. И так далее и тому подобное.

Рас всегда уклонялся от подобных разговоров. Люди шли к нему за результатом, и он спешил показать, на что способны их питомцы после того, как он с ними столь упорно работал.

Он садился на лошадь и скакал по кругу, трогался, останавливался, ехал задом и боком. Пускал лошадь быстрым шагом, и рысью, и галопом. Если лошадь пастушья, он впускал в загон телят и демонстрировал, как она работает со стадом, чем неизменно радовал хозяев. Мало что на свете так прекрасно и зрелищно, как замысловатый танец лошади, отделяющей теленка от стада.

Рано или поздно Рас отпускал поводья. Привязывал их к луке седла, руки в бока – пусть лошадь поработает сама. А под занавес сажал в седло ребенка. Или хозяйского, или одного из своих, если хозяева приехали без детей. Объяснял, что делать, и они повторяли часть номеров Раса, и никто уже не допытывался, отчего у лошади потухший взгляд. Раса хлопали по плечу, спрашивали, как он этого добился, доставали кошельки.

– Лошадь – умное животное, – объяснял Рас. И улыбался. – Надо всего лишь показать, чего вы хотите, и она сделает или умрет.

Из лошадей, которых приводили Расу, ни одна пока что не умерла, но некоторые были к тому близки.

Если хотите, чтобы Рас Белинджер занимался вашей лошадью, привезите ее и оставьте. Так он сможет уделить ей больше времени, к тому же у него все наготове.

Хозяева не подозревали, что у Раса наготове петля, кнут и стойло в конюшне, где он стреноживает лошадей, чтобы те не могли двинуться с места. Если лошадь держать часами без пищи и воды, то, когда ее наконец выпустят и дадут пить, она будет как шелковая. Есть множество способов истязать лошадь, и Рас Белинджер знал их все.

В то самое время, когда Сэмюэль Лейк сидел в церкви, размышляя, что его ждет, у Раса в загоне стоял большой белый мерин по кличке Снеговик и думал, возможно, о том же. Рас, прислонившись к деревянной ограде, наблюдал за лошадью, а та – за ним.

Так они стояли – вдвоем, не сводя друг с друга глаз – уже часа два, с тех пор как хозяин, Оделл Притчетт из-под Кэмдена, привез лошадь. Оделл объяснил, что Снеговик уже приучен к седлу, осталось лишь навести лоск. Он иногда задирает голову, слегка норовист.

Рас обещал сделать все, что в его силах. Такой лошади нужен лишь опыт. (Он не уточнял какой.) А еще – побольше внимания. (В подробности он тоже не вдавался.) Со Снеговиком он будет работать каждый день. Упорно, последовательно, покажет лошади, что от нее требуется, и глазом не успеешь моргнуть, как наведет блеск. (О средствах он, разумеется, умолчал.)

Сейчас Рас проделывал то же, что и с каждой новой лошадью, – добивался, чтобы ею овладел страх. Если надо, он мог хоть весь день простоять, лишь бы дать лошади понять, что отныне все, что происходит, вне ее власти. Если лошадь боится, то допускает ошибки. Если лошадь допускает ошибки, ее нужно перевоспитать. Эта часть работы доставляла Расу истинное удовольствие.

– Все думаешь? – спросил Рас вкрадчиво, со смешком.

Снеговик попятился, отвернулся.

– Думаешь, ты больше меня, и бегаешь быстрее, и у тебя четыре ноги против моих двух, – продолжал Рас обманчиво мягко. – Думаешь, легко тебе будет или тяжко, а. Снеговик?

Рас зашел в загон, приблизился к лошади, взялся за повод и дернул за веревку, привязанную к прочному столбу, вкопанному глубоко в землю.

– Скажу тебе. Снеговик, придется тяжко. Если легко, то уже неинтересно.

Когда брат Гомер Нейшене поднялся, чтобы сделать объявления, начал он со слов, которых больше всего страшился Сэмюэль.

– Братья и сестры, у нас сегодня особенный гость, – провозгласил брат Гомер. – Один из лучших и праведнейших людей, кого я имею честь знать. Сэмюэль Лейк. Встаньте, Сэмюэль. Дайте на вас посмотреть.

Сэмюэль нехотя встал. Оглядел всех вокруг, с улыбкой кивнул, и ему заулыбались и закивали в ответ. Брат Гомер просиял, откашлялся, давая понять, что еще не закончил. Прихожане послушно обратили на него взгляды.

– Нам редко выпадает честь видеть Сэмюэля у нас на службах. Но сейчас его к нам привели трагические обстоятельства. Сэмюэль, знаю, вы приехали поддержать родных жены. Примите наши искренние соболезнования, знайте, мы молимся за вас.

– Спасибо, брат Гомер, – ответил Сэмюэль. – Спасибо за поддержку. – И добавил: – Только боюсь, как бы не надоесть вам, ведь мы с Уиллади и детьми возвращаемся домой.

Брат Гомер воскликнул:

– Хвала Господу! Где будете служить?

Сэмюэль снова оглядел прихожан – этих людей он знал с детства, они уважали его и восхищались им – и сказал своим всегдашним спокойным, звучным голосом:

– В этом году я остался без места. Буду проповедовать, где Бог пошлет.

Все были ошарашены. Если для Сэма Лейка не нашлось прихода, значит, методистская община не сочла нужным дать ему место. Значит, есть на то причина. Методисты, может, во многом заблуждаются – не верят ни в закрытое причастие, ни в то, что однажды спасенный уже не утрачивает спасения, – но с пасторами обходятся справедливо, не увольняют ни с того ни с сего. Видно, произошла нехорошая история и Сэмюэля несправедливо обвинили.