Stories, или Истории, которые мы можем рассказать - Тони Парсонс Страница 17

Несмотря на все эти современные пластиковые «Оливетти», заполонившие офис, Скип Джонс по-прежнему предпочитал писать от руки. Он усаживался в каком-нибудь темном уголке или в комнате для прослушиваний и писал, сгорбившись над потрепанным блокнотом. Он был левшой, и потому весь этот процесс выглядел подчеркнуто неуклюжим, каким-то вымученным и парадоксальным.

Тем не менее по уровню мастерства Скипу Джонсу в «Газете» равных не было. Казалось, из-под его пера без малейших усилий выходила качественная, свежая и во многом скептическая проза, идеально соответствующая времени. Из всех, кто когда-либо работал в «Газете», Скип был более всего достоин звания легенды.

Рэй ужасно не любил отвлекать Скипа Джонса. Но если кому и было известно, где можно найти Леннона, — так это Скипу. Рэй помешкал немного, собрался с духом, а затем вошел в комнату — с робкой улыбкой и падающими налицо волосами.

Скип сначала вообще его не заметил. Всецело растворясь в музыке, он увлеченно вырисовывал что-то в блокноте. Его окружали ряды сигарет, которые он, по своему обыкновению, выкуривал до половины, а затем аккуратно ставил на кончик фильтра — догорать.

Рэй стоял и смотрел, как Скип работает. Что же это была за музыка? Две соло-гитары, густой носовой вокал — старомодно мечтательный…

Рэй обожал наблюдать за Скипом. Это закаляло его веру, заставляло почувствовать, что все они занимаются чем-то действительно стоящим и значимым. Когда он смотрел на Скипа, он верил в то, что музыка еще не погибла.

Скип откинулся на спинку стула, прикурил и только тогда заметил Рэя. Улыбнувшись, жестом пригласил его пройти, не глядя в глаза — ибо Скип Джонс был не только самым лучшим журналистом в редакции, но и самым застенчивым человеком на свете. Рэй благодарно улыбнулся и пододвинул поближе второй стул.

— Рэй Кили, — выдал Скип. — Прикол!

Он протянул Рэю обложку альбома, на который писал отзыв, — альбом группы «Марки мун». Рэй покачал головой — никогда раньше о такой не слышал. Полуприкрыв веки, Скип выразительно кивнул, всем своим видом говоря — вещь стоящая.

— Какой альбом лучше всего продается в этом году? — спросил он.

— Не знаю. Думаю, по-прежнему «Отель „Калифорния“».

— Прикол! — искренне удивился Скип, осторожно поставив недавно зажженную сигарету на кончик фильтра. — Пародию на ковбоев из фильма «Лорел каньон» еще до них делали «Бердз», а созвучия у «Бич бойз» получались получше. — Скип усмехнулся, и Рэй посмеялся вместе с ним, хотя ему и нравились «Иглз», и эти его смешки были своего рода предательством. — Ну что ж, простите, ребятки, «Марки мун» надерет вам ваши американские задницы!

В глазах у Рэя светилось восхищение. Скип Джонс походил на пирата. Пирата, который потерпел кораблекрушение и был выброшен волной на берег вместе с Кейтом Ричардсом и большим чемоданом наркоты.

Скип был пугающе высок, настораживающе худ и смертельно бледен. Если бы вы увидели, как он идет своим размашистым шагом, неся под рукой стопку пластинок с наклейкой «Рекламный экземпляр, не для продажи», с решительным намерением продать их, вы бы наверняка подумали, что он бомж или гений, который не способен жить как простые смертные. И попали бы в точку.

В те редкие ночи, когда Скипу все-таки удавалось поспать, он находил приют на диванах и полах по всему радиусу северо-западного Лондона. Скипу часто недоставало дома, но никогда — крыши над головой. Слишком многие боготворили его.

К наступлению светлого времени суток Скип пробирался в какой-нибудь свободный уголок редакции. У него не было собственного стола в офисе, и он ему был не нужен — в Скипе жил дух рок-н-ролла. Казалось, он воплощал в себе самую сущность музыки. Он прокрадывался в угол и писал — на смятых листах блокнота, клочках бумаги, обратной стороне пресс-релизов и вкладках пустых пачек от сигарет. Старательно выводил слова коряво зажатым в левой руке карандашом — самые блистательные слова о музыке, которые можно было увидеть в печати.

Скип всегда носил одно и то же, и, по-видимому, это были единственные предметы одежды, которыми он располагал, — рваные штаны из черной кожи, красную косуху и какой-то блузон, больше подходивший для дуэли на шпагах на закате. Он носил это элегантное облачение каждый божий день, в любую погоду. Рэй считал, что Скип выглядел как настоящий рыцарь рок-н-ролла, в то время как все остальные были пуританами.

Штаны у Скипа были порваны прямо между ног, и иногда на собраниях редакционных работников его причиндалы неожиданно выставлялись на всеобщее обозрение. Закаленные рокерши, которым ничего не стоило сделать минет темнокожему участнику группы «Доктор Филгуд» в Рэйнбоу, заливались краской до самых корней своих крашеных волос, но Скип ничего не замечал.

Когда он прогуливался по улицам Лондона, крутые ребята со стрижками перьями, в блестящих безрукавках, джинсах клеш и подкованных сталью ботинках кидались в него камнями. Весь мир клеймил его последним фриком. Но в редакции его чтили. Не только Рэй. И Леон любил Скипа. Терри любил Скипа. Именно из-за него все они захотели работать в «Газете».

Скип Джонс начал писать для «Газеты» еще тогда, когда вылетел из Бейллиол-колледжа и работал журналистом в «Оз». Его циничные очерки о тех знаменитых музыкантах, кто уже отжил свой век: Джими Хендриксе, Брайане Джонсе, Джиме Моррисоне, Нике Дрейке, — и тех, кто еще как-то карабкался: Лу Риде, Брайане Уилсоне, Сиде Барретте, Игги Попе. Дэге Вуде, — стали тем важнейшим звеном, которое помогло Кевину Уайту превратить «Газету» из низкосортного хлама в ведущий музыкальный журнал.

— Тебе не нравится новое музыкальное течение? — поинтересовался Скип. — Не в твоем вкусе?

Рэй только вежливо улыбнулся. Скипу ничего не нужно было объяснять. Скип все понимал.

— Мне лично нравится, — продолжил он. — Некоторые группы. Хотя то, чем они занимаются, чему посвящают всю свою карьеру. Эдди Кокран сделал за две минуты. Посчитай сам. Трек «Летний блюз» — ровно одна минута пятьдесят девять секунд. Новички хотят вернуться к основам? Эдди Кокран сделал это первым. И нельзя смешивать с дерьмом старую гвардию, если крадешь их идеи. Скажи, у кого «Клэш» позаимствовали мелодию для «Тысяча девятьсот семьдесят седьмого»?

— «Кинкс», «You Really Got Me».

Скип лукаво улыбнулся.

— Ну а ты на что подсел? Не на «Лед зеппелин», случайно?

— Моему брату все это нравилось. У них классные фольклорные композиции. Ну, знаешь. «Tangerine», к примеру?

Рэй не стал говорить, что брат погиб, а пластинки покрывались пылью в спальне, которую его родители заперли на ключ. Зачем говорить об этом Скипу Джонсу? Между ними не принято было разглагольствовать о личной жизни. Все, о чем они говорили, — это о музыке. Наверняка у Скипа где-то была семья. Но тот никогда не упоминал о семье. Под оглушительное музыкальное сопровождение они говорили лишь о музыке.

— Они большие фанаты Джони Митчелл, Пейдж с Плантом. Все об этом забывают. Но если тебе нравится акустика «Лед зеппелин», тебе надо послушать кого-нибудь, кто пишет фольклор. Дэви Грэхэм. Берт Янш и Джон Ренборн, «Пентэнгл бойз», Лео Коттке. Джон Фэйи — просто гений, Хендрикс акустики. И Джон Мартин. Знаешь Джона Мартина? Он — наш Дилан. И пусть тебя не смущает то, что он с бородой.