Баблия. Книга о бабле и Боге - Александр Староверов Страница 17

Юрист был раздавлен предыдущим шоу с его участием. ЛМ улыбался. Михай молчал. Алик очень надеялся, что на этом все закончится.

– А как насчет второго Диминого вопроса, по поводу гарантий возврата денег? – спросил в тишине Михай.

– Да, кстати, как? – оживился ЛМ.

Алик ожидал такого вопроса. Но он предполагал, что вопрос задаст юрист. На фоне всеобщего веселья и опущенного Димы проканал бы любой ответ. Но эта яппистая рохля расклеилась так, что забыла все на свете. И вопрос задал Михай. Это было плохо. Очень плохо.

– Вот в этом Дима прав. Проблема действительно есть. Да, я знаю этих людей давно, и, кстати, работаем мы с ними уже три года по разным темам, и сбоев, слава богу, не было. Но мне кажется, что это проблема как раз юридическая. Надо составить с ними понятийное соглашение. Я это обговаривал. Вот Дима, я уверен, блестяще справится, а я помогу, если что.

ЛМ выслушал ответ вполне благосклонно. Зато лицо юриста стало цвета люминесцентной лампы с легким синим оттенком. Понял, гад, что вся ответственность легла на него. И не отвертеться. Михай сосредоточенно рассматривал свой маникюр. На секунду показалось, что обойдется. Михай оторвал взгляд от ногтей и тихо сказал:

– Ты чего, Алик. Давай по-взрослому. Деньги-то большие, правда. И все эти понятийки можно засунуть в одно место. Вот в то, на котором Леонид Михайлович сидит. Скажи прямо, можешь за людей поручиться?

– Ну если по-взрослому… Поручиться-то я могу, говна вопрос. Только что с моего поручительства? У меня что, деньги такие есть? Два с половиной ярда. Все, что у меня есть, – это репутация да голова светлая. И та чего-то стоит, пока ее не оторвали. Так что и мочить меня в хреновом случае бессмысленно. Я, конечно, сделаю все, что от меня зависит. Обложусь бумажками, разобью сумму на транши. И уверен я в банкире почти на сто процентов. Но гарантии дать не могу. Просто потому, что не будут они исполнимы в любом случае. Так что вам решать, Леонид Михайлович.

Знал Алик, что не любит ЛМ, когда вопрос ставят ребром. А любит, когда все происходит плавно, весело и непринужденно, со смешочками и перемигиванием. Но по-другому сейчас было нельзя. Никак.

– Да-а-а, дилемма, – протяжно выдохнул ЛМ, прикусил губу и стал быстро качать головой, как болванчик на присоске в дешевых корейских автомобилях.

Алик вдруг представил, какая сумма стоит на кону. И не сумма – сама жизнь. Его будущее и будущее его детей зависело от решения этого человека. Либо сладкое безделье на райских островах, мулатки, багамский загар, гольф с инвестиционными банкирами и лучшие университеты для детей. Либо бесконечная серая мутота, головная боль по утрам и тяжелые мысли о поддержании пресловутого уровня жизни, будь он проклят. Сердце стучало, как УБЭП в железную дверь обнальной конторы. В голове будто туго натянули струну. Во рту пересохло. «Помолиться?» – тоскливо подумал он. Помолиться не удалось, свет в комнате померк, в темноте снова появилась яркая точка, она стала расширяться, и Алик увидел…

Маленькая, обшарпанная комнатка, перегороженная шкафом. За столом у электрической плитки сидит мужчина его, Алика, возраста, выгоревшие глаза, желтая сухая кожа, треснувшие мозоли на руках. Напротив него – женщина лет тридцати пяти. Она похожа на половую тряпку. Тряпка когда-то была красивым платьем, а теперь вот… За шкафом играются дети. Погодки. Девочке восемь, мальчику семь. Мальчик спрашивает:

– А сколько у тебя час стоит?

– Сто монет… и коробочку конфет.

– Это, это… с этим… с ка… с каналом?

– Тогда на, – мальчик протягивает ей осыпавшийся фантик от карамельки. Девочка берет бумажку и радостно хлопает в ладоши.

– Ура! Здорово! Теперь куплю куколку, поесть и шоколадку. И будет у нас с куколкой Новый год.

Мальчик несколько секунд смотрит на сестру, потом бросается к ней и пытается вырвать фантик.

– Отдай, отдай, я тоже хочу шоколадку, я тоже хочу Новый год, отдай…

Дети начинают драться. Женщина смотрит на мужа, в ее глазах слезы.

– Ты слышал? Ты это слышал? Зачем мы приехали в эту страну? За какой такой хорошей жизнью? Это – хорошая жизнь? Ну чего молчишь?

– А что, дома было лучше? Там вообще стреляли.

– Ну и что, пускай стреляли, пускай убили бы. Но там моя девочка не играла в проститутку. Ну что ты молчишь? Что ты все время молчишь? Другие мужики как мужики, а ты только молчишь. Вон соседи наши и квартиру приличную сняли, и дочке шубку купили, а ты… молчишь.

Мужчина опускает голову, обхватывает ее руками и смотрит в стол.

– Скажи что-нибудь, сделай что-нибудь, я не могу больше так, – женщина срывается на крик. – Сделай! Ну хорошо, если так… если я мужик в нашей семье… Хорошо, я не допущу, чтобы дети играли в такие игры. Я сама на панель пойду, сейчас оденусь и пойду!

– Да кому ты нужна, – устало произносит мужчина. – В зеркало на себя посмотри.

Женщина на секунду замирает. Потом и вправду мельком глядит в зеркало. Лицо ее кривится, из глаз текут слезы.

– Мама, мамочка… все прошло, все сломалось. Почему? За что? Ма-ма-ч-к-а-ааа!

Мужчина зажимает уши ладонями, закрывает глаза и начинает молиться.

– Господи! Послушай меня. Я никогда тебе не молился, я в тебя даже не верил. А теперь молюсь, поэтому послушай меня, Господи. Я стараюсь, я очень стараюсь, Господи. Я работаю по шестнадцать часов… На стройке… и еще на одной стройке. Но они мне не платят, Господи. Господи, они обманывают все время, суки. Я учу этот гребаный птичий язык. Я выучил уже восемьсот слов. А это нелегко – учить слова, когда так хочется спать. Господи, дай мне поспать, пожалуйста… Нет, спать потом. Послушай, Господи, дай мне немного денег, я даже не у тебя прошу. Тебе не придется тратиться, Господи. Сделай так, чтоб эти суки выплатили мне долги. Они плохие люди, а я это заработал. Сделай так, Господи. И тогда я куплю жене платьице, дочке куклу, а сыну шоколадку, и все будет как раньше… Как раньше. Ну если я плохой – меня накажи, а детей-то за что и ее, дурочку несчастную. Не надо, Господи. Только не понимаю я, чем уж так плох. Я же врач от бога, от тебя, Господи. Так на родине говорили. Я же людям помогать хотел. Ни с кого копейки не взял. Всех лечил… потому что помогать… А жена говорит, что я дурак… поэтому мы нищие. А вокруг все такие хорошие. Господи, демократия у них, машины красивые и дома. Только не поможет никто, сам, говорят, виноват, и бьют еще иногда… молодые, и обманывают. Помоги мне, Господи! Дай немного денег, чуть-чуть, чтобы полегче… А то она правда на панель пойдет, и ее там тоже обманут, как меня. Здесь всех обманывают. Что ты молчишь, Господи! Если молчишь, то мы к тебе… мы сами к тебе придем. Уж лучше к тебе, чем жизнь такая. Это быстро, деткам будет не больно. Я им помогу, а потом сам, сам… Жди нас, Господи!

Мужчина открывает глаза и кладет руки на стол. Жена катается по ободранному линолеуму в истерике. Дети дерутся за шкафом. Мужчина видит на столе нож… робко трогает его, потом ласково гладит лезвие, потом берет в руки.