Торжество возвышенного - Нагиб Махфуз Страница 17

* * *

Иногда он смотрит украдкой, думает, я ему откроюсь. Вряд ли. Спорю, ты ненавидишь меня больше. Он спросил:

— Когда наступит зима, как мы будем в этой хилой лавке?

Я уверенно ответила:

— Когда к Аббасу придет успех, вся жизнь переменится.

Он горько усмехнулся:

— Когда к Аббасу придет успех!

Я бросила с вызовом:

— Я уйду вместе с ним. Он же не пожалеет денег тебе на пальто или плащ.

* * *

Красный буфет остался таким же. Он надсмехается над переменами, произошедшими с его постоянными посетителями. Он слышал много разговоров, но не верит никому. Дядюшка Ахмед Бургуль говорит мне:

— Вот лепешка, сейчас сделаю чай…

Подходит молодой человек и садится на кресло рядом со мной, тоже заказывает лепешку с бобами и чай. Судя по всему, он из театра, но не актер. Симпатичный молодой человек, с крупной головой и большим носом. Дядюшка Бургуль спрашивает меня:

— Опять насчет квартиры, барышня Халима?

И я отвечаю ему, смущаясь в присутствии незнакомца:

— Легче найти иголку в стоге сена.

Молодой человек вдруг спрашивает меня:

— Ищешь квартиру?

Я говорю, что да, и дядюшка Ахмед знакомит нас. Он дерзко спросил:

— Все ради замужества?

Ох… Начинаются заигрывания. В театре это происходит быстро. Он, не колеблясь, идет напролом. Жертву убивают под мелодию народной дудочки.

— У меня старый двухэтажный дом.

— По квартире на каждом этаже?

— Да нет. Он не поделен на квартиры.

Дядюшка Ахмед уточняет, могу ли я занять один этаж, и тот кивает. Я спросила у него:

— А это не помешает семье?

И он ответил с присущей ему наглостью:

— А я один живу…

Я возмущенно отвернулась, а он коварно продолжал:

— Вот увидишь, этаж подойдет тебе и твоей семье.

Я поблагодарила его и промолчала. Почему остался неприятный осадок? Чего он хочет? Он понятия не имеет о моей трагедии. И о моей любви. И о моем неверии людям.

* * *

Я сказала, что иду к Умм Хани, в ее маленькую квартирку в аль-Имам, где с ней живет Тарик Рамадан. Она встретила меня тепло. Мне пришлось подождать, пока Тарик проснется. Он вышел из комнаты взъерошенный, как черт, и ехидно усмехнулся:

— Молодец, что пришла.

Я выложила напрямую:

— Полагаю, до отъезда Аббаса ты был у него?

— Было дело…

— Не исключаю, что то, что ты ему наговорил, заставило его уехать…

Он цинично парировал:

— Попал в ловушку и дал деру.

Я разозлилась так, что прослезилась. Умм Хани закричала:

— У тебя нет сердца! Что я слышу! Я видела смерть Тахии, видела горе обезумевшего Аббаса!

Меня удивила сказанная правда и я спросила ее:

— Так ли об этом говорят, как ты это видела?

— Ничего подобного…

Тарик сказал:

— Ему оставалось только убить ее у тебя на глазах, дура.

— Дурость — считать Аббаса убийцей.

— Его признание каждый вечер звучит со сцены театра.

Умм Хани сказала:

— Благодаря ему ты стал актером, которому публика аплодирует неистовее, чем самому Исмаилу.

— Благодаря его преступлению. Преступлению, из-за которого он сбежал.

Я упрямо сказала:

— Он сидит в тихом месте и заканчивает новую пьесу.

Тарик расхохотался:

— Свою новую пьесу?! Спустись на землю, мать Аббаса!

* * *

Да… Когда-то он был адекватным и разумным, несмотря ни на что…

— Халима, как ты думаешь? Тарик Рамадан хочет снять у нас комнату.

Я запротестовала:

— Нет-нет! Пусть живет у себя.

— Он поссорился с Умм Хани и ушел из дома. Болтается по улицам без угла, а цены с каждым днем растут.

— Неприятно, если чужой будет жить с нами.

— Он нуждается в нас, а мы — в деньгах.

— Он похож на бродягу.

— Ему нужна наша милость, особенно твоя. У нас пустых комнат — на целую армию!

Я нехотя подчинилась. Хотя совершенно его не уважала. Актер-неудачник, живущий за счет женщин. Но и представить себе не могла, что он сделает с нами…

* * *

Неожиданно для нас в лавке появилась Умм Хани. Она пришла на следующий день после моего визита. Очевидно, ответным визитом она хочет извиниться за своего мужика, который дурно обошелся со мной. Ей за пятьдесят, как и Тарику, но она пышная, нельзя сказать, что несимпатичная, и живет неплохо. Она сказала:

— Все говорят о триумфе пьесы. Такого успеха еще ни один спектакль не имел.

Я произнесла с сожалением:

— Однако автор не желает объявляться.

— Он приедет, когда допишет новый сюжет.

Женщина немного помолчала, потом продолжила:

— Что за чушь распространяют? Тарик Рамадан — ненормальный!

Карам спросил, язвительно:

— Не лучше бы ему было убить свою мать?!

Я симпатизировала Умм Хани, и моя симпатия не убавлялась оттого, что она родственница мужа.

* * *

Дом в аль-Тамбакшия полон людей. Как в автобусе, от которого несет резиной. Тетка выгоняет всех, чтобы принять дядюшку Ахмеда Бургуля. Она говорит ему:

— Не забудь еду. После Бога — на тебя первого наша надежда.

Он весьма озабоченно отвечает:

— Я пришел по более важному делу.

— Тогда не молчи!

— Дело в Халиме…

Тетка смотрела то на него, то на меня. Это заставило меня покраснеть. Она спросила:

— Что? Жених?

— Угадала!

Она вопросительно посмотрела на него, и он сказал:

— Карам Юнес.

Тетка спросила:

— Кто такой Карам Юнес?

— Суфлер труппы.

— Кто?

— Не последний служащий театра.

— Дядюшка Ахмед, вы думаете, он подходит?

— Думаю да, но важно услышать мнение невесты.

— Невеста прекрасна, как луна. Но мы бедняки, дядя.