Река Найкеле - Анна Ривелотэ Страница 17

* * *

Все, кто любил меня, — вы ведь запоминали. Бесчисленное количество взглядов-фотовспышек, и все эти снимки, все эти мгновения моей жизни, моей лакричной юности, светлой славы и тяжкого позора — они ведь хранятся где-то внутри вас. И если бы было можно, подсоединив каждого из вас к принтеру, распечатать ворох этих воспоминаний — цветных, черно-белых, серо-буро-малиновых. Вот я в кленовом сиропе; вот в опавших листьях; вот в бокале коньяка сижу, поджав ножки; а это я на дымном морозном рассвете, и мои золотые глаза затекают горячей кровью.

Простите меня, возлюбленные, простите мне мой поплывший маковый рот, и сонный голос, и горький, непонятный язык моей любви. Простите, что всех — каждого — я заставляла плакать. Не хотела вам говорить, но бисером ваших слез я вышиваю картину, я вышиваю плащаницу, в которую однажды завернет меня последний из вас. И ты прости меня, мой кудлатый полынный человечек, я все еще надеюсь, что последним будешь именно ты, ведь уговор, ты знаешь, дороже денег. А наш с тобой уговор — самый дорогой из всех.

Я, знаю, я давно потеряла маневренность, я разучилась ускользать, я попадаю во все капканы, я натыкаюсь лбом со всей дури на стены, я бьюсь как синица о зеркала, красивая, жалкая, неземная. Я восхищаюсь вашим бессмысленным мужеством любить меня, чьи духи пахнут горем, любить и идти за мной в темноте, по прозрачному льду опасными, кровоточащими шагами. Простите мне мои слова, которыми я срываю с вас кожу, желая лишь приласкать, и отнимаю разум, желая только защититься. Может быть, первое, что мне стоит делать, называя свое имя, — это просить прощения?..

* * *

У меня снаружи дежурные улыбки, поролоновые лифчики, замороженные полуфабрикаты, SMS-голосование на президентских выборах, надувные трансатлантические кровати, дети индиго и родители экрю.

У меня внутри — Чужой против Хищника, Бэтмен против Робина, Бивис против Баттхеда, Конан против варвара.

Хочу в кавабатовский мир, хочу клетку для светлячка, любование листьями клена и плодами паслена, пускать по ручью ореховые скорлупки и чтобы в скорлупке — бумажка, в бумажке — танка, в танка — гармония и совершенство.

* * *

Когда я работала в ресторане, у нас был бармен Те Гын, ну или попросту Слава. Большинство сахалинских корейцев, в отличие от тех, что живут на материке, дают своим детям корейские имена, которыми в итоге никто не пользуется. Слава был высоким, толстым и хитрым. Один раз в полгода, как полагается всем работникам предприятий общественного питания, он проходил медосмотр и сдавал анализы. Результаты заносились в санитарную книжицу, которую полагалось беречь смолоду и носить у сердца. Вот только пройти всех врачей в один день было нереально. Во время очередного медосмотра Слава опоздал в лабораторию, куда должен был по доброй традиции принести спичечный коробок с калом для анализа. Не будучи до конца уверен в том, что на следующее утро ему будет чем заменить содержимое коробка, находчивый и запасливый бармен решил сохранить каку на завтра. Весь день Слава носил заветную коробочку в кармане пиджака, а вечером поехал на вокзал: встречать вернувшуюся из отпуска жену. Как положено примерному супругу, купил букет роз и стал ждать поезда. Поезд опаздывал. Слава нервно расхаживал по залу и внезапно попал в милицейскую облаву. Сотрудники правоохранительных органов искали у граждан наркотические вещества. Это напоминало игру в жмурки, только с открытыми глазами. Милиционеры хватали пассажиров, встречающих и провожающих, а потом ощупывали их. Один из стражей порядка, худенький мальчик ростом Славе по плечо, велел ему сделать руки с букетом в стороны и принялся хлопать его по карманам. Со стороны казалось, что мент измеряет обхватами вековой дуб. И вот — удача! Он нашел спичечный коробок. Встряхнул его. Знакомого звука не последовало. Милиционер подозрительно посмотрел на Славу и пришел к выводу, что обладатель такого хитрого лица наверняка неспроста носит в кармане коробок, где вместо спичек лежит что-то другое. На вопрос, что в коробке, Слава как на духу рассказал историю про анализы. Мент понял, что положение крайне двусмысленное. Служебный долг велит ему открыть подозрительную коробочку. Но что, если там — дерьмо?! Можно, конечно, не открывать и вернуть владельцу. Но что, если там — гашиш?! Может, хотя бы на всякий случай ее понюхать? Но что, если там — дерьмо?! На его лице отразилась сложная гамма чувств. А на Славиной хитрой физиономии появилась наглая ухмылка. «Наверняка там гашиш», — подумал мент. Он был готов заплакать. Если в коробочке гашиш, его похвалят. Он вернется к своим, как удачливый рыбак, гордо ведя за собой представителя корейской диаспоры — незаконного хранителя наркотиков. Но что, если там — дерьмо?! В конце концов страх быть осмеянным пересилил все прочие чувства. Милиционер протянул коробок Славе, зло козырнул и пошел ловить и ощупывать других граждан. Слава увидел, что поезд подан, бросил коробок в урну и пошел встречать жену.

* * *

Ребенком я много думала о будущем. А поскольку особо буйной фантазией не отличалась, охотно верила во все россказни советских фантастов. Мои представления о двадцать первом веке не шли дальше еды в тюбиках, роботов-прислуги и персональных летательных аппаратов. И, ах да, конечно, контакты с внеземными цивилизациями! Без инопланетян — какое будущее?.. Вот без таких, синих, зеленых, с присосочками и антеннками?.. А смысл жить, если не рядом с космодромом, который вместо аэропорта будет в каждой уважающей себя деревне? Кому нужно будущее без серебристых скафандров в гардеробе, скажите на милость? Я собиралась стать, уж если не получилось из меня балерины, на худой конец каким-нибудь космическим ботаником (иногда мне кажется, что таки да, стала, только не в том смысле). Еще я думала почему-то, что у меня будет куча детей, преимущественно дочерей. Наверное, чтобы не скучать. Я собиралась дать им всем имена на букву А — мою любимую. Что до мужчины, благодаря которому все эти милые крошки должны были появиться на свет, о нем я почти ничего не знала. Только то, что он будет белым, без вредных привычек и, скорее всего, в очках. Естественно, о том, что для этого придется с ним спариваться, я и не подозревала.

Размышляла я также и о машине времени. Но когда пристала с вопросами к отцу, он сказал, как отрезал: мол, машину такую изобрести невозможно. И мой пытливый ум сразу успокоился. А между тем, если бы она все-таки была изобретена, и я попала бы в свое собственное будущее, в вожделенный двадцать первый век, не естественным, так сказать, путем, а на той самой машине. В какой ужас бы я пришла оттого, что коммунизм так и не воцарился на всей земле, войны не прекратились, а границы не стерлись. Что люди до сих пор даже на сраном Марсе не высадились, не говоря уже о планетах других галактик. Что вблизи от моего дома нет ни одного мало-мальски приличного космодрома и само жилище выглядит гораздо хуже, чем выглядела квартира моих родителей в 1983 году. Что жилище это убирает вовсе не робот-прислуга, а… да что там, вообще никто его не убирает. И детей в этом доме отродясь не было, а единственное, что роднит обитающего в нем мужчину с производителем моей мечты, — это то, что он белый.

В отдельном шоке я была бы оттого, что еда будущего не в тюбиках, а в кубиках, порошках и кудрявых вермишельках с запахом сырой штукатурки. Что медицина стала отчаянно платной, такси по-прежнему не летают, женщины курят прямо на улице, а в школах барыжат героином. Пожалуй, Интернет и мобильная связь не произвели бы на меня должного впечатления. Зато меня бы наверняка поразила вывеска «вертикальный турбосолярий». Это звучит гордо. Еще бы я посмотрела на себя в возрасте тридцати трех лет и очень удивилась собственным татуировке, привычке ругаться матом и батарее бутылок в кухне. А еще я посмотрела бы на себя десятилетнюю и спросила: тебе кого, девочка?.. Иди отсюда.