990 000 евро - Евгений Зубарев Страница 17

По счастью, танцевать у него не получилось – заныло разбитое колено. Ганс поскучнел, сел на место, кривя физиономию, а потом еще опустил со лба темные очки, поставив, таким образом, жирную точку на всем этом враждебном мире, который окружал его со всех сторон.

Я тоже немного захмелел, но мир вокруг не перестал быть мне интересен. Больше того, я как-то неожиданно остро почувствовал отсутствие рядом Николь и начал высматривать ее внизу, среди темной толпы беспорядочно суетящихся посетителей этого огромного кабака.

Чуткий Ганс уловил мой интерес и, едва повернув стриженую голову, лениво процедил сквозь зубы:

– Вон там твоя лахудра стоит, лясы точит с какой-то бабой… Да левее смотри, за фонтаном, черт слепой…

Я действительно увидел за фонтаном Николь – она была хорошо видна в своем светлом платьице, к тому же фосфоресцирующем в ресторанной подсветке. А вот девушку рядом с ней видно было плохо – в полумраке зала я разглядел лишь осиную талию, темную, короткостриженную головку да сверкающую стразами сумочку на остром голом плече.

Обе девушки оживленно жестикулировали, а потом, крепко взявшись за руки, быстро пошли прочь.

Мне это совсем не понравилось: во-первых, скоро принесут счет, а я не знаю, как правильно обращаться с картой, а во-вторых, Николь не следовало так плотно ручкаться с посторонними бабами – не лесбиянка же она, в самом деле.

Нервничал я недолго: Николь с подругой ввалились к нам на балкон минут через двадцать, похоже, сразу после ритуального напудривания носов в местном туалете.

– Знакомьтесь, мальчики. Это Мила Кузина, светский репортер «Гламурного обозревателя» и телеканала «Модница».

Николь смотрела на нас с Гансом с некоторым напряжением, но мы послушно оба встали – я и сам удивился, как гладко прошло представление сторон.

Впрочем, на Ганса Мила бросила лишь мимолетный взгляд, зато я удостоился длинного рукопожатия и даже какой-то фривольной щекотки ладони шаловливыми женскими пальчиками.

– Михаил, – сказал я и только потом вспомнил, что мне велела говорить Николь.

– Ганс, – сообщил Ганс.

Николь с преувеличенной экспрессией всплеснула голыми руками:

– Ах, мальчики, вы же совсем забыли, что вы тут инкогнито. Ну да ладно, Милу я предупредила – она никому не скажет. Верно, Милочка?

Милочка в ответ растянула губы в дьявольской улыбке, и я поразился, какой у нее огромный рот – ей-богу, до ушей, не меньше. Еще очень поразила ее худоба – какая-то нездоровая, на мой взгляд.

Фигура Милы Ганса интересовала мало – он неотрывно смотрел на ее рот, и я легко догадался, о чем он теперь думал.

Мила скромно присела на самый краешек стула, ближайший, что стоял возле меня, и Николь пришлось обходить стол, чтобы все-таки сесть со мной рядом, правда, с другой стороны.

Ганс неожиданно для всех проявил галантность. Он сам, без понуканий, сходил в кабинет за водкой и стаканами, и мы успели выпить по разу, когда в дверях показался официант с маленькой папкой в руках и тут же удалился, оставив папочку на столе.

Николь наступила мне на ногу и для верности еще двинула локтем в бок, после чего я послушно пошел за ней в кабинет.

– Сорок тысяч пятьсот, – прочитала Николь счет с нескрываемым возмущением. – Они вообще тут охренели, что ли? Ну, положим, двадцатник мы еще могли нажрать, но чтоб сорок?! Фраер питерский, это все твои омары, чтоб тебя ими неделю пучило!

Я пожал плечами:

– Когда еще я в этой жизни омаров бы пожрал?

Потом я подумал и, строго нахмурившись, спросил:

– Ну ладно, хочешь, мы завалим халдея, когда он вернется за деньгами?

– Пошел ты, – вяло ругнулась Николь, ковыряясь в сумочке.

Потом она подняла кудрявую голову и уставилась на меня:

– Хотя, это идея… Вот что, дружок. А давай-ка разыграем с тобой сейчас сценку. Сценка называется «олигарха душит жаба». Ну-ка, покажи, как тебя душит жаба.

Я ухмыльнулся и показал ей средний палец.

– Нет, не так, – поправила она. – Лицо должно быть серьезным и озабоченным. Типа, опять кризис на Лондонской фондовой бирже, а вы тут со своими вздорными счетами.

Я задумался, примеряя на своей физиономии разные маски, но Николь, заинтересованно поглазев на меня с минуту, потом разочарованно отмахнулась:

– Неубедительно. Вот поэтому ты и не олигарх… Ладно, проехали, платим наличными.

Она достала уже изрядно потрепанную «котлету» тысячных купюр и начала быстро отсчитывать их из пачки, бросая вокруг себя короткие тревожные взгляды.

Я догадался, что ее нервирует, и как можно более небрежно заметил:

– Можешь отдать мне те деньги, что у тебя приготовлены для халдеев. Я картинки не испорчу, не переживай. Зато все будет по-взрослому – типа, мужик платит за своих баб и прочий приблудный люд.

Николь криво усмехнулась:

– Ага-ага. А ты с этими денежками сдриснешь через ближайший туалет, так? Тьфу, ну вот, со счета сбилась с тобой, жуликом.

Меня вдруг страшно возмутило это недоверие. Я поглубже вдохнул ее сладко-тревожный запах и возмутился еще больше:

– Ты что несешь, глупая женщина! Куда это я «сдрисну»? Зачем?!

Я сам не заметил, как схватил ее за талию, прижал к своей груди что есть силы, и, только когда она забилась в моих руках, как мышь в капкане, я осознал, что делаю, и отпустил ее.

Николь первым делом поправила прическу, потом собрала разбросанные вокруг нас деньги и только потом сложила их все в кучу на столе передо мной:

– Хорошо, держи. Попробуем сыграть в честность. Ну-ка, покажи мне, какой ты честный.

Я ухмыльнулся и снова показал ей средний палец.