О женщинах и соли - Габриэла Гарсиа Страница 17

Джанетт

Майами, 2002

Губы Джонсона были как резиновые слизни. Его дыхание — затхлым и жарким, хотя песок холодно колол спину Джанетт. Она уклонила голову, когда он снова попытался поцеловать ее, как будто, отвернувшись, могла сделать вид, что ничего не происходило, и рядом с ней был только океан. В Майами-Бич никогда не бывает по-настоящему темно, даже в безлунную ночь. Оушен-драйв разливала неон по умирающей улице, по бетонным стенам, по песчаным дюнам, вплоть до самого берега. Зловещий зеленый указателей, кукольный розовый — они были омыты цветовой палитрой ночи, пошедшей наперекосяк.

Сначала Джанетт заметила руку. Распухшая, она лежала ладонью вверх на мокром песке. Кожа лилово-красная, как сердце, выдернутое из тела. Джанетт даже подбадривала его. Давай, мое маленькое сердечко, беги в море, прочь из момента. Потом она проследила взглядом за линиями, углами, и ей предстала более полная кривая: плечо, когда вода отступала, колыхание груди, когда вода накатывала обратно.

— Твою мать, — прошептала она. Шоковое состояние придало ей сил, которых не хватало еще секунду назад. Джанетт уперлась пятками в песок и спихнула с себя Джонсона.

Он повалился на бок, на локоть.

— Какого хрена? — Он проследил за ее взглядом: отступающая вода, тело. — Бля!

Они вскочили на ноги. Майка Джанетт была задрана до подмышек. Соски торчали сквозь тонкий фиолетовый лифчик. Она поправила топ и натянула джинсовые шорты, спущенные до лодыжек. Они подошли чуть ближе к кромке воды, но остановились, не доходя до тела, словно их удерживало невидимое ограждение.

Джонсон сказал что-то очевидное. Что-то вроде:

— Ебаный свет. Это же труп.

Тело принадлежало женщине лет не то сорока, не то шестидесяти. Невозможно было сказать точно.

— Что будем делать? — выдавила она.

Глаза покойницы были открыты, зрачки устремлены куда-то за горизонт. Они помутнели, и возникало ощущение, что если к ним прикоснуться, они окажутся каменно-твердыми на ощупь. Рот женщины был слегка приоткрыт, как будто смерть пришла к ней, не дав договорить какую-то совершенно невинную фразу. «Как там погода?» — и губы едва сомкнулись на «да».

— Бля, я не знаю. Твою мать! Я в ничто. Ща, минутку. Нужно подумать. Одну минутку. — Джонсон пригладил рукой жидкие волосы, еще оставшиеся на его почти облысевшей голове.

Мгновение назад Джанетт стояла на пороге того, чтобы стать той, кем она всегда хотела быть, думала, что наконец-то пройдет по коридорам школы Гейблс-Хай как одна из крутых девчонок, из тех, у которых есть парни, и кому не приходится врать о своем сексуальном опыте. Они всегда интриговали и пугали ее. Они знали такие вещи, о которых ей приходилось лишь читать в романах в мягких переплетах с потертыми корешками или смотреть на канале HBO поздно вечером, приглушив громкость, чтобы не услышали родители. Джанетт, горящая своим желанием, верила, что может подцепить от крутых девчонок, от классных девчонок немного их крутизны, как будто та была заразной. Она пыталась вращаться на их орбите, надеясь, что они увидят в ней свою. Но до этой ночи жила в страхе, что рано или поздно все уличат ее в том, какая она на самом деле.

А теперь она стояла перед мертвым телом и знала такое, чего никогда не узнает ни одна из крутых девчонок.

* * *

Начиналось так: две девушки в джинсовых микрошортах торчали возле заправки. Машина Саши была припаркована на стоянке закусочной. Только что девушки поужинали там стопкой панкейков. Они скучали. Мать Саши укатила к своему дружку в Уэст-Палм-Бич, где проводила почти каждые выходные. Мать Джанетт была дома, восстанавливаясь после утяжки живота. Отец тоже был дома, пьяный.

Они раздавили косячок на двоих в Сашиной машине, заехав на мойку. Они часто так делали: ставили машину на мойку, заказывали «делюкс-супер-плюс» и таким образом освобождали себе пятнадцать минут чистого времени. Это так приятно, когда машина движется сама по себе, тащит тебя вперед, и не нужно принимать никаких решений. Сквозь стену дыма Джанетт наблюдала, как автоматические валики возят по лобовому стеклу Сашиной машины огромными, неуклюжими робо-лапищами из войлока. Робот и Джанетт пыхнули друг на друга горячим воздухом. Потом девушки, хихикая, выкатились на дневной свет и открыли окна, чтобы проветрить машину, а скучающий молодой сотрудник мойки рассчитался с Сашей и покачал головой, как бы недоумевая и, вероятно, немного завидуя. Потом — панкейки. Потом им захотелось сигарет. Так они и притащились на заправку.

У Джанетт и Саши была отработанная схема. Они вставали в стороне от входа, у автоматических колонок, вне поля зрения управляющего, который обслуживал кассу в магазине при заправке. Они наблюдали за мужчинами, вылезающими из своих тачек, и ждали подходящего. Самым хорошим вариантом были мужчины старше тридцати, без подружек, жен и детей в машине. Просить у Джанетт получалось лучше, чем у Саши. Конечно, она никогда не говорила этого Саше прямо, но про себя знала: это потому, что она красивее. Саша, с ее маленькой грудью и любовью к ободкам для волос, выглядела младше своих лет. Единственные мужчины, которые заглядывались на Сашу на заправке, были совсем старыми, а они между собой согласились, что их потолок — шестьдесят. Слишком старые мужчины были омерзительны.

В ту субботу Джанетт пробовала подкатить еще к одному парню до Джонсона. Лет примерно тридцати, с короткой стрижкой и татуировкой Флориды, внизу которой готическим шрифтом было написано: «да здравствует штат солнца и оружия». Она была уверена, что он купит им сиги. Но парень только рассмеялся, отодвинув Джанетт в сторону, и, окинув взглядом ее тело, снял с рычага топливный насос.

— Детка, я на УДО, ты того не стоишь, — сказал он.

Это было унизительно. Поэтому со следующим парнем, с Джонсоном, она особенно расстаралась: она поправила лифчик так, чтобы грудь вываливалась из выреза ее оранжевого топа, втянула живот, освежила клубничный блеск и светло-коричневую подводку на губах. Капнула немножко «CK One» в ложбинку между грудей.