Исчезновение Залмана - Максим Д. Шраер Страница 17

– Темка, погоди, – повторила Алена в постели. – У тебя есть?.. Сам знаешь…

– В прошлый раз ничего не было, – ответил Арт.

– Не говори так, – прошептала Алена, вдруг оказавшись на грани слез, и Арт промолчал в ответ, только пристально посмотрел на нее сверху вниз. Она лежала на низкой постели, как прошлое, которое он все еще любил, но которым уже давно перестал дорожить…

Потом Арт сходил в ванную, принес два вафельных полотенца и лег чуть наискосок, так, что его согнутые в коленях ноги зависли над Алениными, наподобие разведенного моста над рекой в их родном городе. Алена достала сигарету из мятой пачки, лежащей на тумбочке у изголовья, и закурила.

– Дай сигаретку, – попросил Арт с детской интонацией.

– А я думала, американцы не курят, – сказала Алена.

– Американцы – нет, – ответил Арт. Он глубоко затянулся раз, потом другой. – А как Коля сюда попал? – спросил он.

– А что я сюда попала, тебя не удивляет? – спросила Алена, но без раздражения в голосе.

– Я просто хотел…

– Спросить… Я знаю, что ты хотел спросить. Скажи, Темка, а что ты будешь делать, если Коля вдруг вернется раньше времени?

– Отп…жу его, вот что.

– Тем, нельзя, он мой муж.

– Почему нельзя? Я ему уже один раз все объяснил. И еще раз объясню, с большой радостью. Почти двадцать лет прошло.

– Темка, хватит изображать гопника. Ты же из интеллигентной семьи, – сказала Алена.

– Что значит изображать?

– Ты что, правда ему морду набил?

– А разве тебе этот ссыкун ничего не говорил? Это еще на первом курсе было, весной. В раздевалке после волейбола. Все ребята хлопали. Ты же знаешь, у нас все парни Колю ненавидели.

– А он вас всех презирал, – резанула Алена. – Называл за глаза хулиганами с катка.

– Я, кстати, тогда был почти уверен, что меня выгонят из-за драки.

– Ты Колю недооцениваешь. То есть не теперешнего Колю, а тогдашнего. Теперь уже почти ничего не осталось, – сказала Алена.

– Я недооцениваю Колю?

– Помнишь, какие он носил шелковые галстуки? Ему отец из-за границы привозил.

– А галстуки тут причем?

– Ты что, Темка, правда не знаешь?

– Понятия не имею.

– Ой, мамочки, надо было нам встретиться через двадцать лет на острове Сааремаа, чтобы я тебе это все рассказывала…

Притянув пододеяльник к ключицам, Алена села в постели.

– Помнишь, мы с тобой уже долго встречались. И я знала, что вы были в отказе.

– Ты одна знала на курсе.

– Да вот видишь, не одна.

– Я и сам предполагал, что в институте узнают. Родители психовали из-за этого, боялись, что КГБ сообщит в институт. Что меня исключат, потом в армию заберут и в Афган отправят. Это был мамин вечный кошмар.

– Темка, вы когда получили разрешение на выезд? В марте? В апреле?

– В апреле восемьдесят шестого. Третьего апреля, если точно.

– Вы когда-нибудь задумывались, почему вас вдруг выпустили?

– Еще бы, конечно. До сих пор. Странное еврейское счастье. Ведь тогда эмиграция практически остановилась.

– Я тоже сначала ничего не знала. Уже потом, когда мы с Колей… Уже год почти прошел, как ты… – от накатившихся слез Алена с трудом ворочала словами.

Арт встал и налил себе минералки из бутылки, стоявшей на столе у окна. От стакана пахнуло серой и балтийским летом. Не спросив разрешения, он взял небольшое яблоко с тарелки и с остервенением откусил половину.

– Слезы, горькие слезы, – Алена взглянула на него, чуть наклонив голову к правому плечу. – Не сердись, просто я никому этого не рассказывала. Я была беременна Сашей. В жутком состоянии. Уже когда мы с Колей поженились, он мне все открыл.

– Что открыл? Он-то откуда знал?

– Его папочка все и устроил.

– Алена, ты загадками говоришь.

– Помнишь, какой он был большой шишкой. Герой соцтруда, академик. Друзья в разных высоких инстанциях. Он даже с Романовым, тогдашним хозяином Ленинграда – помнишь? – был на дружеской ноге. Вот Колин папа все и организовал.

Алена замолчала, отрезая заусеницу длинным ногтем.

– Не смотри на меня так, – сказала она, закуривая.

– А мы-то думали, что просто везунчики. Счастливчики. Значит, я обязан…

– Не мне, смешнуля. Если уж обязан, то Коле. Это он так от тебя избавился.

– И тебя заполучил? – Арт снова поднялся и зашагал взад-вперед между окном и дверью. – Скажи, а Саша – мальчик или девочка? – спросил он, думая о самом очевидном, но боясь об этом спросить.

– Мальчик. Скоро женится, – ответила Алена. – А у твоей мамы, наверное, девочка родилась?

– Нет, мальчик. Майлз. Родился через три месяца после того, как мы приехали в Индианаполис. А назвали в честь джазиста. Это папа придумал – помнишь, он обожал джаз? Дома мы его зовем Миля, Милечка.

– Сколько ему сейчас?

– Двадцать скоро будет. Учится в Дьюке. Это очень хороший университет. Он у нас настоящий американец, мой брат.

– А как родители?

– Мама умерла, когда Миле было три годика. Рак легких.

– Тем, прости, я не знала.

– Конечно, не знала, – сказал Арт сухим голосом. – А твои как? – спохватился он.

– Они в Финляндию переехали. Пять лет назад.

– Да, точно. У тебя ведь папа финн.

– Не финн. Ингерманландец.

– У тебя, Алена, угро-финские скулы и глаза, – сказал Арт и захохотал.

– Возможно, – мечтательно произнесла Алена.

– А где они живут в Финляндии?

– В Турку. Финляндия пригласила остатки ингерманландцев репатриироваться. Вот они и поехали.

– Финны – это ваши двоюродные братья, – сказал Арт своим энциклопедическим голо-сом.

– Я себя не считаю ингерманландкой. Даже отец еле-еле говорил на их языке. Вообще, родители переехали, потому что совсем потерялись в новой жизни.

Алена раздавила окурок в керамической пепельнице, уже почти переполненной.

– Я с ними вижусь два раза в год, – добавила она. – Они с Колей не в ладах. И раньше не ладили, а теперь еще хуже.

Арт почувствовал, что Алена не хочет говорить о родителях, и сменил тему.

– А еще у меня есть сводный братишка, – сказал он. – Когда мама умерла, отец сначала целый год ходил, как лунатик. За домом следила нянька с проживанием. А потом я ему на Новый год подарил абонемент в спортзал. И соврал нарочно, что деньги уже не вернут.