И нас качают те же волны - Лидия Луковцева Страница 17

Дело у нее пошло, обнаружилось у нее чутье в искусстве одевать не столько себя, сколько других. Да и вкусы ее неизбалованных покупательниц были неприхотливы – было бы поярче да с люрексом, да подешевле. Уже и долги были розданы, с благодарностью и презентами, уже и ассортимент товаров расширился, уже кое-какие накопления появились, как Юля надумала рожать. Ладно бы еще одного, справились бы как-нибудь, но двое младенцев с малым весом плюс роженица с кесаревым – какая же мать станет наблюдать это в отдалении? И новоиспеченная бабушка ликвидировала свое индивидуальное предприятие, сдала квартиру двум студенткам, поручив подругам быть инспектирующей стороной, и отбыла в град Петров осваивать свою новую роль. А когда внуки подросли, и вторая бабушка вышла на пенсию и приняла эстафету у Людмилы Ивановны, она вернулась в Артюховск уже окончательно, чтобы начать, как сама полагала, последний этап своей жизни.

Зоя Васильевна

Зоя Васильевна и внешне, и характером в их триумвирате выполняла функцию связующего звена, так сказать, среднего арифметического. В крупной, медлительной, обычно невозмутимой Миле проглядывало что-то такое скандинавско-прибалтийское. Недлинные светлые волосы в молодости она укладывала «улиткой» или сооружала «халу» и подкрашивала, подчеркивая природную блондинистость. С возрастом красить перестала: седина у нее была красивого серебристого оттенка, женщины, старея, о такой мечтают. И поседела она как-то сразу, не испытав эстетических мук при общении с зеркалом.

Теперь волосы она скручивала в поредевший пучок и закалывала яркими пластмассовыми заколками. Слабость к сочным, «кислотным», цветам разрушала скандинавско-прибалтийский имидж: на ее кофточках, вышитая люрексом, во всякое время года цвела фауна всех климатических зон планеты Земля, а иногда и вовсе какая-то неведомая, инопланетная растительность. Люся называла это – «светофорить». Мила любила все «в облипочку», а когда выходила в свет в «капри» или бриджах – на седьмом десятке и при ее комплекции – была темой дня для женского населения родной пятиэтажки.

– Ну, сегодня у бабок день будет прожит не зря! – радовалась Людмила Ивановна. – Скрасила их серые будни!

А в числе «бабок» наблюдались и ее сверстницы, и экземпляры помоложе.

Роскошная черная грива молодой Люси, смуглая кожа, пылкий взрывной характер намекали на наличие в ее родословной восточного человека, но время скрыло этот факт. При взгляде на постаревшую Люсю в женских головах Артюховска рождалась одинаковая мысль: в четвертом лицее у парикмахеров грядет экзамен по окрашиванию волос, и женщина послужила моделью для любимой внучки-двоечницы. Правда, с тех пор, как в моду вошло мелирование, Люсина шевелюра уже не пробуждала нездорового интереса у широкой артюховской общественности. Наоборот, теперь многие полагали, что над ее волосами поработала вдохновенная рука опытного стилиста. Между тем, пятнистость и полосатость ее головы была следствием неравномерного поседения.

В вопросе окрашивания волос, а равно и использования косметики, Людмила Петровна придерживалась твердого принципа: ни за что! Было ли это следствие ее печальной лав стори? Или демонстрация немого презрения к «козлам» (это для козлов, что ли, краситься?) – кто знает!

Теоретическая подоплека была такова: когда-то Люся услыхала по телевизору соображение некоего путешественника, что английские женщины, в отличие от американок, старятся достойно, спокойно воспринимают этот этап своей жизни. Американки же, с их бесконечными диетами, косметическими операциями и озабоченностью здоровым образом жизни и в старости выглядят, как кукла Барби, – искусственными особями без возрастных рамок. Люся эту теорию восприняла буквально, и с тех пор воплощала ее в жизнь, находя в ней дополнительные плюсы: экономию времени и денег. Перешагнув рубеж сорокалетия, она свою роскошную гриву стала стричь очень-очень коротко (чтоб дольше отрастало)!

– Люська опять тифом переболела! – ерничала Мила.

Зоя Васильевна обладала внешностью типичной славянки: сероглазая, русоволосая, чуть выше среднего роста и средней же полноты, носик уточкой, припухшие веки, однако, не лишена приятности. Весь ее вид уравновешивал крайности подруг: не Милкин небрежно-изящный пучок и не Люськина «тифозная» обскубленность, а стрижка средней длины, старомодная модель, но ей к лицу, «сессун». Красилась она в русый, натуральный, цвет. И бровки-реснички подкрашивала, и маникюр раз в месяц – все же работа с людьми. Милкиной страсти к ярким цветам, люрексу и пайеткам не разделяла, но не приветствовала и Люсин аскетический стиль – черно-серо-коричневые балахонистые наряды. Она не придерживалась какого-то определенного стиля, и если Люсе милы были англичанки, то Зоя как-то больше тяготела к француженкам, а точнее – к их принципу комплектования гардероба: что имеется в шкафу, что по карману и (в последнюю очередь) – что идет. Эта информация тоже была почерпнута из телевизора. Велика была роль этого средства информации в жизни артюховских дам!

В процессе зарождения и развития их дружбы Зоя Васильевна была инициатором и катализатором, а также цементирующим составом. Большая часть ее трудовой деятельности прошла в библиотеке, и карьерный рост завершился должностью заведующей библиотекой-филиалом их микрорайона.

Как-то, делая анализ чтения группы читателей, она обратила внимание, что в формуляре Людмилы Петровны преобладают книги по астрономии. То было время, когда библиотечный хороший тон требовал, чтобы при каждой порядочной библиотеке действовал клуб по интересам. У Зои Васильевны забрезжила надежда соединить, как говорится, полезное с приятным: эта читательница давно была ей симпатична. В процессе того, что на языке библиотекарей зовется «индивидуальная беседа», она и предложила будущей подруге взять на себя руководство пока еще не существующим клубом «Юный астроном», естественно, на общественных началах, то есть, грубо говоря, «за спасибо». Та с радостью согласилась, чем еще более упрочила симпатию к себе Зои Васильевны. Так звезды опять сыграли роль в судьбе Люси. Позже выяснилось, что они даже одно время учились вместе в институте, но на разных факультетах и курсах.

Людмила Ивановна влилась в их компанию немного позже. Эту свою читательницу – страстную любительницу детективов вообще, и Б. Акунина в частности, – Зоя Васильевна не могла не пригласить на литературный вечер «Детектив: классика жанра и вечная новизна» с просьбой сделать небольшое сообщение об Акунине. Читательница и выступила, и в дар библиотеке преподнесла «Алмазную колесницу», которой библиотека не имела. По не писаной традиции подобные мероприятия заканчивались чаепитием с участниками. А позже – последовал обмен семенами-саженцами, разговоры по душам, дальше – больше: стали ходить в гости друг к другу. Пришло время, когда и помощи начали друг у друга просить по мелочам и разным поводам.

С мужем Зоя познакомилась, когда ей уже исполнилось двадцать пять. Случилось это на августовском совещании учителей, в секции словесников, где она делала обзор новинок художественной литературы (после института в школе она отработала только несколько лет, поняла – не ее стезя, и ушла в библиотеку). Владислав Николаевич был старше на пять лет.