Вообрази себе картину - Джозеф Хеллер Страница 17

…и повинен в том, что развращает юношество…

Эта формулировка, придуманная Ликоном, доставила Аниту такую радость, что он решил про себя никогда больше не поворачиваться к Ликону спиной.

Назови они сына Анита, дело пошло бы в гражданский суд, а не в уголовный. Благодаря же тому, что они скромно воздержались от упоминания каких-либо имен, в суд безмолвными свидетелями явились призраки тирана Крития и изменника Алкивиада.

…а наказание за то — смерть.

10

Он был самым странным из смертных, так он сам говорил, и знал, что способен порой доводить людей до белого каления.

Протагора, прославленного софиста, он, еще молодым человеком, поддразнивал в их прославленном споре:

— Я, на беду, человек забывчивый и, когда со мною говорят пространно, забываю, о чем речь.

Фрасимах из Халкедона, выведенный из себя, накинулся на него в «Государстве»:

— Если ты в самом деле хочешь узнать, что такое справедливость, так не задавай вопросов и не кичись опровержениями, — ты знаешь, что легче спрашивать, чем отвечать. Но нет, Сократ вполне отдается своей привычке: не отвечать самому, а придираться к чужим доводам и их опровергать.

— Так ведь я ничего не знаю, — простодушно ответил Сократ. — Ибо не знаю, что такое справедливость, а потому вряд ли узнаю, есть у нее достоинства или нет и несчастлив ли обладающий ею или, напротив, счастлив.

Знать, что ничего не знаешь, значит уже знать немало.

Мудрость состоит в осознании того, что никакой мудрости не существует.

Никто не воспринимал всерьез честного невежества, которым он прикрывался. Человек — животное политическое и общественное и, как правило, предпочитает фантастические ответы полному их отсутствию.

— Можно ли научиться добродетели или можно лишь достичь ее путем упражнений? — спросил Менон.

На что Сократ ответил:

— А что такое добродетель?

Вскоре Менон уже протестовал, исполнясь благоговейного обожания:

— Я, Сократ, еще до встречи с тобой слышал, будто ты только и делаешь, что сам путаешься и людей путаешь. А еще, по-моему, если можно пошутить, ты очень похож и видом, и всем на плоского морского ската: он ведь всякого, кто к нему приблизится, приводит в оцепенение, а ты сейчас, мне кажется, сделал со мной то же самое — я оцепенел. У меня в самом деле и душа оцепенела, и язык отнялся: не знаю, как тебе и отвечать. Ведь я тысячу раз говорил о добродетели на все лады разным людям, и очень хорошо, как мне казалось, а сейчас я даже не могу сказать, что она такое.

— От него невозможно добиться прямого ответа, — сказала жена Сократа, Ксантиппа, блестящему Алкивиаду, которому хватило нахальства спросить у нее, правда ли то, что он слышал о ней и Сократе. Ксантиппа не подтвердила, что вылила мужу на голову ночной горшок, но и отрицать этого не стала.

— Ты даже не представляешь, что он на самом деле собой представляет.

— Так расскажи.

— Стоит задать ему вопрос, — затараторила Ксантиппа, — и он примется выяснять, что ты имеешь в виду. Стоит попросить его сделать что-то, он тут же притворится непонимающим и попросит объяснений. Когда все объяснишь, он потребует новых объяснений. А когда решишь, что теперь-то уж все объяснила, он задаст новый вопрос и заставит тебя объяснять дальше.

Алкивиаду не составило труда ей поверить.

— А вот послушай, чего стоит добиться от него, чтобы он вынес отбросы. «Что такое отбросы?» — спросит Сократ. Если я начну объяснять, он притворится глухим. Если я обзову его тупицей, он назовет меня софистом. Попробуй-ка сам заставить его вылить ночной горшок. Тогда и тебе захочется показать ему, как это делается.

Он ее на тот свет загонит бесконечными примерами из жизни сапожников, пастухов, врачей и плотников.

Друзьям, дивившимся, почему он не прогонит Ксантиппу, Сократ отвечал: жизнь с женой, обладающей характером столь невыносимым, что другой такой и отыскать невозможно, это лучшая школа для человека, который готовит себя к жизни в реальном мире. Уж если он научился терпеть Ксантиппу, все прочее человечество ему нипочем. Наездник, добавил он, прибегнув к одной из тех неуклюжих аналогий, от которых стонала его жена, учится своему ремеслу, объезжая коней норовистых, ибо знает, что с более смирными у него затем хлопот уже не будет.

Сократ страсть как любил приводить в пример наездников, пастухов, сапожников и врачей, при этом его аналогии — Аристотель понял это еще при первом чтении Платона — ни в какие ворота не лезли.

— Много раз мне хотелось увидеть его мертвым, — сказал близкий друг Сократа, Алкивиад, в своей хмельной похвале, приведенной в «Пире» Платона.

В юности и в ранней молодости неотразимый Алкивиад был в Афинах одной из самых блестящих фигур, личностью совершенно непереносимой, так что молодежь подражала его поведению, а старики места себе не находили от злости. Сын Алкивиада и прочие молодые люди подражали его походке, экстравагантной манере одеваться и даже картавости. Красивого, богатого, родовитого, его преследовали женщины и баловали мужчины. Он еще увеличил свое богатство, женившись на порядочной женщине, которой привычно изменял, главным образом с городскими гетерами — ионийскими проститутками, отличавшимися образованностью и светским лоском, коего недоставало афинянкам. (Прославленная подруга Перикла, Аспасия, славилась, помимо прочего, тем, что содержала в Афинах прославленный дом гетер.) Не было в Афинах человека более гордого, тщеславного и заносчивого, чем Алкивиад, не было человека в большей мере пренебрегавшего приличиями или демонстративно претенциозного, не было более самоуверенного и менее склонного к раскаянию.

— Ничего особенного не делая, — продолжал Алкивиад рассказывать о Сократе на пиру, на который его не пригласили, но куда он тем не менее явился с шумом, гамом и в стельку пьяный, — он заставляет меня стыдиться того, что я пренебрегаю самим собой и, поддаваясь соблазну, занимаюсь делами афинян. Он заставляет меня признаться, что нельзя больше жить так, как я живу. А стоит мне покинуть его, я соблазняюсь почестями, которые оказывает мне толпа. И потому я пускаюсь от него наутек, удираю, как трус, когда вижу его.

Сократ был неказист, глаза имел выпученные, губы толстые, а нос приплюснутый, походкою же смахивал на пеликана — переваливался и озирался по сторонам. У него лицо сатира, шутливо издевался над ним Алкивиад.

Сократ был неказист по понятиям общества, ценившего в мужчине приятную внешность. Миловидных юношей там называли красавцами, а отменных мужественностью молодых людей вроде Алкивиада, Агафона и Эвтидема воспевали и поклонялись им за их красивые лица, за атлетические и поэтические дарования.

Алкивиад, более всех из молодых людей его поколения привычный к ухаживанию и раболепному поклонению, ощутил, как он признается, обиду, когда Сократ не примкнул к череде мужчин постарше, донимавших Алкивиада знаками любовного внимания. В голове у него все перемешалось, и он, вывернув принятый порядок наизнанку, обратил Сократа в возлюбленного, а себя во влюбленного, стараясь лестью и уловками завоевать чувственную привязанность этого эксцентричного средоточия своих желаний и своего любопытства. В конце концов он смирился с неудачей и признавался, что в итоге проникся уважением к характеру, самообладанию и мужественному поведению этого человека, которого он прежде недооценивал и не понимал.