Мужчины и прочие неприятности - Кристина Ляхде Страница 17

Там распустился бы весной удивительный оранжевый тюльпан, который своим цветением изменил бы все вокруг и попутно сделал бы жизнь ярче – хотя бы чуть-чуть, совсем немного, но это все же ярче.

– ДА, ВОТ ВЫХОДИЛИ НА УЛИЦУ. C собакой.

– Ну и как?

– Погуляли.

– Погуляли?

– Собака бегала. Ей нравится снег.

– Мм.

– Побродили кругом.

– Угу.

– И вернулись.

– Вернулись.

– Ну и ничего. Почти не разговаривали.

– Ага.

– Ну, вообще-то я пыталась.

– И что же вы пытались?

– Простите, но я вынуждена сказать, что эти кивки головой реально действует на нервы! Вы абсолютно такой же!

– Простите, – врач покраснел. – Я подумал, что должен дать вам сначала спокойно рассказать, – стал защищаться он.

– Нет, это я прошу прощения.

Чаша терпения почти переполнена. Коммуникации мешает страх. Происходят недоразумения, возникают неудобные вопросы. В сущности, контакты ослабевают, хотя способы общения и расширяются. Мир так переполнен, пе-ре-пол-нен.

Переживания, фотки, книги, блоги, эсэмэски, автомобили. Свободного места большое нет!

“Я, конечно, ни за что не проговорюсь, что у нас есть секс”, – подумала Роза.

– У нас есть секс, – тут же выпалила она.

Врач выглядел довольным. Да вы же прогрессируете семимильными шагами! – усмехнулся он и подмигнул. Пациентка начала употреблять множественное число личного местоимения вместо единственного числа.

“Почему врач поощряет близость? – удивилась Роза. – И разве это нормально, что он подмигивает?”

– Можете сказать, есть ли у мужчины стремление чем-то поделиться? – спросил врач.

– Я стараюсь выслушивать его в тех редких случаях, когда он открывает рот. Я по правде стараюсь, но всегда в этот момент со мной что-то происходит, и потом я не знаю, не могу взять в толк, что он говорит. Слова слышу, но ничего не понимаю.

– Разъясните-ка поточнее, – попросил врач.

– Он несет всякую чушь на непонятном языке, в котором слова звучат знакомо, но совершенно беспорядочно. Или вот еще, он употребляет цитаты, которые вообще безо всякой логики и связи вставляет в свою речь. Я ничего не понимаю из того, что он говорит! Я начала сомневаться: не делает ли он это, чтобы поддразнить меня, чтобы я нервничала? Порой я снова убеждаюсь, что причина в том, что он и вправду не имеет никакого представления ни о чем, и временами хаос вырывается таким удивительным словесным потоком из его головы, как из давшего течь клапана. Или же этот человек пытается скрыть, чтобы я не заметила, что он на самом деле ничего не воспринимает. А возможно, проблема во мне самой. Мне, наверное, не хватает крепких нервов или же каких-то гормонов, – закончила Роза и перевела дух.

– Можете привести какой-нибудь пример? – попросил врач. Очевидно, уровень стресса пациентки все еще высок. Продлеваем больничный лист еще на две недели.

“Врач ищет проблему во мне”, – подумала Роза. Но поделиться этим со знакомыми было бы еще труднее, потому что уже по выражению их лиц было очевидно, что людям трудно принять всерьез все эти разговоры о появлении мужчины. Это немного напоминало ситуацию, как если бы Роза пыталась доказать что-то сверхъестественное или же спорное, вроде земной радиации или воскрешения из мертвых. Наверняка было бы нелишним взглянуть на этот вопрос с иной стороны: обретение чего бы то ни было есть противоположность потере, и поэтому исчезновение звучало бы более нормально, чем какое-то там внезапное экстраординарное появление. Это давало бы повод к размышлению: что делать, когда кто-то пропадает? Роза поставила банку молока в холодильник, внезапно вспомнив, что в Америке на молочные пакеты помещают портреты пропавших детей. А может быть, в бредовой ситуации действенным будет как раз бредовое решение? Для начала, однако, она взялась использовать более традиционные подходы. Наверное, не будет большого вреда, если она оставит несколько одиночных объявлений возле трансформаторных будок или же на доске объявлений торгового центра?

Роза набрала номер телефона районной газеты. Издание в течение пяти лет более-менее регулярно привлекало ее к работе через экскурсионное бюро, иногда в качестве секретаря редакции, иногда как корреспондента.

Завотделом в редакции был ее знакомый, с ним Роза пару раз после работы ходила в кафе. Иногда Роза чувствовала, что ее карьера похожа на винегрет и что она просто выполняет трудовые обязанности без пользы для себя. Но это бывало лишь иногда. Свобода вполне устраивала ее, а вот неопределенность положения – не совсем.

– Ну, о чем там твоя история? – поинтересовался завотделом.

– О появлении. О противоположности потере. Это реальная история.

– И чья же она?

– Одной… Моя. Мой собственный опыт. Но его недостаточно, нужно, чтобы…

– Ты же сообщила, что находишься на больничном, – сухо прервал ее газетчик. – Говорят, ты временно не берешь работу.

– Да, и это некоторым образом связано с этим самым делом. Сложно объяснить.

– Из-за этого-то ты и взяла больничный? – спросил завотделом.

– Не из-за этого. Стресс.

– Тебе нужно, милая моя, быть сейчас на больничном, – фыркнул завотделом. – Созвонимся потом, когда тебе будет лучше. До связи.

РОЗА ГЛУБОКО ВЗДЫХАЛА, читая объявление компании по социальному обеспечению. Сразу, как только я останусь одна. Мужчина отправился на двухдневный семинар в Таллинн, оставив Розе записку на кухонном столе. Записка выглядела так: