Другие лошади (сборник) - Александр Киров Страница 16

И она упрыгала на одной ноге в прихожую.

Я решил не смотреть, что она достанет из кармана своего стильного плаща. Вместе со стулом просеменил к кухонному окну и неуклюже вывалился наружу, продавив шаткую раму.

Перевалившись через подоконник наполовину, так, что ходу назад уже не было, я вдруг понял, от чего Таня хотела меня спасти…

Очнулся под капельницей.

Над кроватью склонилось заботливое лицо Анатолия Валентиновича.

– Ничего получилось, – подмигнул он мне. – Я думал, концы отдашь.

– А…

– Таня Элисон абсолютно реальна, как твоя белая горячка. Подумай на досуге. Поймешь, если мозги еще не усохли.

– Что…

– … дальше? Что дальше, Штейн?

– Я не…

– Ты – Штейн. Лет десять с небольшим назад ты пережил нечто. Что именно с тобой случилось в чудной деревеньке на краю мира, об этом никто, кроме тебя, не знает. А ты говоришь разное.

То убегал от мертвого висельника. То искал кого-то в лесу. То размахивал топором. То еще что-нибудь. Никто этому, ясное дело, не верит. И сам ты изверился. И запил. И оскотинился. И вот что я могу сказать по этому поводу. Возвращайся в эту деревню. Возвращайся, пока остались еще хотя бы ее руины. Пока есть сотая доля шанса узнать всю правду или хотя бы часть правды…

– Далее? – холодно осведомился я.

– Далее – все. Через час можешь отсюда валить. Потом сам смотри. Или на стакан. Или…

7. Мальчик

Сначала мы с папой хорошенько собрались в дорогу.

Нет, начать нужно не с этого. Вообще живу я с мамой. Хотя и с папой я тоже иногда живу. А тут как раз приспели летние каникулы, и подошла папина очередь жить со мной. Он к этому очень серьезно относится! Даже подавал на маму в суд и проходил специальное медицинское обследование, чтобы со мной жить два раза в год по десять дней. И победил! Такой у меня папа. А меня зовут Ленчик. Сначала моя фамилия была Штейн. Потом мама и папа развелись, потому что папа пил и вел непотребный образ. Как-то так.

С папой мы проводим двадцать дней в году следующим образом. Десять дней занимаемся рыбалкой. Десять дней играем по сетке в компьютерный футбол. Однако на этот раз все получилось по-другому.

Во-первых, когда папа встретил меня на вокзале, от него пахнуло спиртным. От папы. Хотя от вокзала спиртным тоже попахивало. Я папу так и спросил:

– Ты че, забухал?

Папа подмигнул мне и, выставив указательный палец правой руки, сказал:

– Кх!

Настроение у меня, понятно, испортилось.

Я даже в футбол играть не стал. К тому же папа лег спать. Я вышел было во двор, но два имбецила, которые до моего выхода комментировали, как спариваются собаки, встали и начали стучать мне по балде. Прямо без разговоров. А свой пистолет, который больно стреляет пульками, я как назло забыл дома. Пришлось отмахиваться. Я им стукнул по разу и убежал. Папа говорит, что если ты хотя бы раз в ответ стукнул, то ты уже подрался, а не был побит.

Вбегаю домой. А тут и папа проснулся. Хмурый такой.

– Ты, – говорит, – меня извини. Я больше не буду. И маме, главное, не говори ничего, а то она больше тебя не отпустит. Меня, – говорит, – и сегодня могли запалить, да только мама твоя формальностями пренебрегает. Как, кстати, она – замуж не вышла? – помолчав, как-то вяло поинтересовался папа.

(Раньше он бурно интересовался, а, когда я делал вид, что сплю, бил в стену кулаком и тихонько плакал.)

Я сказал, что выходит через месяц.

Тут он вздрогнул, хотел что-то спросить, но махнул рукой. А потом оживился.

– Короче! Хочу предложить тебе одну авантюру. Как раз на неделю. День потом отлежаться – и домой.

А я его люблю, когда он такой шебутной. Я его, конечно, люблю и когда он в стену кулаком бьет, но уже по-другому. Вот и ответил ему в том смысле, что если он не собирается показывать меня в зоопарке, то я согласен.

– В зоопарке! – захохотал он и пошел ставить чайник. – Вынеси-ка мусор.

Я схватил пакет, но потом вспомнил про имбецилов.

– Сам вынеси.

Папа снова захохотал и хлопнул меня по плечу. Тут мне стало стыдно, и я сказал про тех двух уродов. Папа опять нахмурился, подошел к окну, распахнул его и заорал:

– Эй вы, козлы, еще раз сына тронете, глаза на жопу натяну.

Снизу не ответили. Тогда я пошел выносить мусор сам. Имбецилов у подъезда не было. Оставалось лишь гадать, слышали они папины слова или просто куда-то свалили. Я решил, что слышали. Папа сразу вырос в моих глазах.

Когда я вернулся, он намазывал на хлеб малиновое варенье.

– Держи! Больше нет ничего.

Я стал рубать хлеб с вареньем, а папа положил мне на плечо руку и сказал:

– Завтра едем кое-куда.

– Пунштажачеия…

Это я сказал «пункт назначения».

– Русь, – веско ответил отец.

– Чего?

– Русь, сынок: есть такое место – Русь.

На автостанции папа был какой-то стремный. Сидел, закрывшись газетой и, когда мимо нас прошли два маленьких полицейских, втянул голову в плечи. Автобус за нами приехал в девять утра. Мы сели на задние сиденья и поехали.

– Так все-таки, куда же мы едем? – спросил я через час.

Папа замямлил, и я понял, что он толком и сам не знает. Однако через час, когда в автобусе осталось меньше половины народу, папа стал присматриваться и делать во время остановок порывистые движения. Наконец, еще через полчаса, он вскочил, схватил меня за руку и с криком (папиным): «Вроде здесь!» – мы выскочили из автобуса.

Та еще была деревенька. Три дома и борщевик. И я совсем уже было отчаялся, как вдруг увидел, что папа мой становится все более уверенным в себе – и вообще тащит меня за руку.

– Вот в этом доме жил один странный тип, – заявил папа. – Кажется, он тогда был с нами… Или нет… Но совершенно точно, мы подвозили его на машине. Хотя в конце его с нами уже не было. Он точно должен что-нибудь знать!

Я ничего не понял, но для солидности кивнул.

Странный тип не сидел дома, а копошился в огороде.

– Здравствуйте! – поприветствовал его папа.

Но тип даже плечом не повел.

– Эй, ты че, – просипел какой-то алкаш, который, пошатываясь, проходил мимо нас. – Это же наш… Эт-та… Любитель старины. У него же шарики за ролики…

– Точно-точно, – кивнул отец. – Я помню, что он был странноватый.

– А потом совсем тронулся, – кивнул алкаш. – Пропал на неделю, вернулся – и разговаривать перестал. Живет сам… себе… Сам в себе… Слышь, дай на бутылку.

Папа развел руками. Алкаш тут же потерял к нам всякий интерес и отправился по деревне дальше.