Осколки Русского зеркала - Александр Холин Страница 16

– Что ты такое говоришь, отец мой? – Александр даже перекрестился. – Неужто Русь ожидает погибель неминучая и скорая?

– Да, – подтвердил опасения императора старец Серафим. – Разделение грядёт единого Государства Российского. А когда Земля Русская разделится и одна сторона явно останется с бунтовщиками, другая же явно станет за Государя и целость России, вот тогда боголюбие народа, усердие его по Богу и ко времени. Да только не сразу решится народ землю свою отстаивать. [33]

– Как скоро грядёт сие непотребство? – нахмурился император. – И что делать мне для того, чтобы нечисть не испоганила Землю Русскую?

– Слишком поздно ты, Государь, спохватился о благополучии державы Российской, – сказал, как отрезал Серафим Саровский. – Если ты оставишь престол, то даже после того сразу поднимется смута. Но молитвою можно спасти Землю Русскую, и в этот раз нечестивцы не сумеют одурачить народ. Только предательства и соблазнов не избежать. Помни лишь, Богородица хранит державу твою под покровом, и Господь даст полную победу поднявшим оружие за Него, за Церковь и за благо нераздельности Земли Русской. Но не столько и тут крови прольётся, сколько тогда, как правая за Государя ставшая сторона получит победу и переловит всех изменников и предаст их в руки Правосудия. Тогда уже никого в Сибирь не пошлют, а всех казнят. И вот тут-то ещё более прежнего крови прольётся, но эта кровь будет последняя, очистительная кровь. [34]

– Неужели никак нельзя без крови? – поднял удивлённые брови монарх. – Неужели Господь наш допустит новое кровавое дело на Земле Русской?

– Когда придёт царь-победитель, – пояснил старец, – казнь эта будет по Правосудию Божьему и земле этой без крови очиститься невозможно, ибо кто понуждает людей проливать кровь, тот должен излить свою. Но эта кровь будет последняя, ибо после того Господь благословит люди своя миром и превознесёт рог помазанника Своего Давида раба Своего Мужа по сердцу Своему благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича. Его же утвердила и паче утвердит святая десница Господа нашего над Землёю Русскою. [35]

– Так что же, получается? – не понял Александр. – Выходит, смута коснётся брата моего. Но почему ты, святой отец, называешь его Давидом?

– Потому что русский царь из всех христианских был единственным помазанником Божьим на Земле, остальные только венчались без помазания. И помни: исполняются радости по подобию сынов Сионих, о них же говорил Давид: «сынове Сиони возрадуются о Царе своём». [36]В правду Богоспасаемый Царствующий град Московию Сионом вторым нарещи надобно, егда благодать Божия от Ветхозаветного перенешися Сиона, воссия на нём Христианским Православием. И зде-то сынове Сиони христиано-российские чада радуются о царе своём. [37]

– Я понимаю теперь, – задумчиво заключил император. – Я понимаю, что все обетования, данные Богом Давиду, напрямую касаются русских самодержцев, поскольку именно русский император был до сих пор удерживающим тайну беззакония.

– Истину глаголеши, – согласился старец. – Ежели решился престол оставить, то зде жду, послушником будешь, ибо, как сказал о нас пророк: «Что же унывать нам, ваше Боголюбие, аще Бог за ны, так кто на ны? – разумейте языцы и покоряйтеся, яко с нами Бог, могущие покоряйтесь, яко с нами Бог и аще паки возможете, паки побежденнии будете, яко с нами Бог, так то ваше Боголюбие, с нами Бог и унывать нам нет никакой дороги». [38]

Воистину, не ожидал Государь такой откровенности от Серафима Саровского, только пророк знает что говорить, ибо за державу Российскую у него тоже душа болела.

Государь допил свой чай, поставил чашку на стол и начал откланиваться. Старец благословил его на дорогу и вручил лестовку [39]со словами:

– Не гоже императору в разных церквах истину искать. Сия лестовка – перст Божий и посох в дороге. Сделай же, Государь, так, как я тебе говорил…

Старец Алексий долго молчал, осмысливая услышанное. Император сидел на краешке деревянных нар, как гимназист первого класса и боялся пошевелиться. Наконец схимник Алексий поднял глаза на Государя и тот увидел в глазах чернеца слёзы.

– Отец мой…, – первым стремлением императора было утешить, чем можно святого монаха, который даже заплакал, услыша исповедь царя. Ведь о путешествии в Дивееву пустынь Государь поведал впервые.

– Ах, оставь, чадо, оставь, – махнул рукой схимник. – Господь дал мне сей час прозреть, ради чего ты покидаешь престол, Государь. Я человек старой и много видел на свете, благоволи выслушать слова мои: до великой чумы в Москве нравы были чище, народ набожнее, но после чумы нравы испортились, будто русский народ поразила язва и другая чума неминучая, противу которой московская чума – это плачь младенца. Вот, в 1812 году наступило время исправления набожности, токмо по окончании войны сей, нравы ещё более испортились. Ты Государь наш и должен до конца жизни бдеть над нравами, в каком бы чине тебе не пришлось возносить молитвы. Ты – сын Православной церкви и должон любить и охранять её. Так хочет Господь Бог наш!

– Но я ещё не всё решил, – пробовал отбояриться Александр.

– Оставь, – снова отмахнулся старец. – Становись на колени.

Император послушно преклонил голову. Схимник же, положив епитрахиль исповеднику на голову, перекрестил его широким жестом:

– Да будет благословение Божие с тобой, чадо. Да поможет тебе Господь нести крест твой и да будет воля Его в делах и молитвах твоих.

Старец поднял императора на ноги, поцеловал в лоб и, не говоря больше ни слова, подтолкнул к двери. Уже в дверях Александр оглянулся и произнёс:

– Многие длинные и красноречивые речи слышал я: но ни одна так мне не понравилась, как твои краткие слова. Жалею, что я давно с тобою не познакомился. А благословение твоё будет мне истинной поддержкой и светочью во всех делах моих.

Сказав это, император спустился к ожидавшей его коляске.