Когда уходит Осень - Эми С. Фостер Страница 16

— Да никакая я не колдунья, деточка, — решительно возразила Перл. — Это фокус такой, ему меня научила моя бабушка, а ее научила ее бабушка, ну и так далее, до того времени, когда на земле пошел род Дарлингов. Тут нет ничего дурного. Наоборот, это только во благо. Надо же помочь человеку. Ну и пусть это церковникам не нравится. Мне наплевать, что думают другие. Неужели ты считаешь, Иисусу есть дело до какого-то круга, посыпанного солью? Да у Него заботы поважнее.

Стелла отступила назад. В тусклом свете утра Перл преобразилась, стала совсем на себя не похожа, выглядела как иссохшая старуха из сказки. У девочки по спине побежали мурашки.

— Ну-ка, посмотри на меня, сладенькая моя, — сказала Перл, понимая, что сейчас Стелле меньше всего хочется это делать. — Это я, твоя бабушка. Послушай меня, деточка, это магия земли. Ты получаешь возможность управлять ее силами, только надо сделать так, чтобы вместе с добрыми силами сюда не явились и злые. Подробней объясню потом, обещаю. Не бойся, Стелла. Ты родилась для этого, это у тебя в крови. Если не веришь мне, верь своей натуре, голосу крови. Ты должна это чувствовать, нутром чувствовать.

Стелла закрыла глаза и действительно кое-что ощутила. Словно ее подошвы превратились в ушные раковины, которые слышали, как сквозь туфельки вверх по телу поднимается ровный гул.

— Бабушка, — сказала она, — а что значит — выстроить для меня дверь?

Как потом ни старалась Стелла, у нее не получалось вспомнить подробности того, что произошло внутри круга. Она могла рассказывать об этом примерно так: «Потом небо потемнело», «Потом поднялся ветер и растрепал мои волосы и одежду», «Потом ямка, которую бабушка выкопала для бутылки, вроде бы осветилась», но представить себе, как было на самом деле, она не могла. Наступила минута, когда, воздевая к небу руки, Перл стала призывать грозу, и вдруг в землю ударила молния. Это девочка ясно помнила, но больше в памяти ничего не осталось, словно ее юное сознание нарочно все стерло — слишком велико было впечатление, чтобы маленький и неокрепший организм мог с этим справиться.

Стелла действительно никогда не видела молнии в бутылке. В тот день, когда Долорес Макдональд снова вернулась в горы, Перл сразу втащила ее в дом и закрыла за собой дверь. Стелла прижалась к двери ухом в надежде подслушать, но ничего не разобрала и тогда прошмыгнула вокруг дома к окошку, встала на цыпочки и заглянула в комнату, но и там ничего не увидела. Через несколько минут на пороге появилась Долорес. На первый взгляд она выглядела как прежде, но когда Стелла поймала ее взгляд, глаза Долорес заворожили ее. Несколько секунд эта женщина удерживала девочку одним взглядом и только потом отпустила. Странное дело, Стелла почувствовала разочарование. Что именно она увидела в ее взгляде, ей было не совсем ясно: да, конечно, и мудрость, и доброту тоже, что-то вроде этого, но в глаза били высокомерие и вызов — это был взгляд человека решительного, как молния. Потом Долорес улыбнулась, высоко подняв голову, спустилась по лестнице и пошла по тропинке, пока не скрылась за поворотом.

Стелла много лет думала о том, что же произошло в эти краткие мгновения. Неужели Долорес полностью преобразилась? Или это всего лишь маска, желаемое, принятое за действительное?

Больше она никогда не встречалась с Долорес Макдональд, но каждый год на Рождество они получали поздравительную открытку, всякий раз из другого места. Эти перемещения беспокоили Стеллу: ей казалось, что для Долорес самое главное — найти свое место в мире. Но Перл объяснила ей, что и в этом есть свой глубокий смысл, потому что молния никогда не ударяет в одно и то же место.

С возрастом неугомонный характер Стеллы стал озадачивать ее родных и друзей. Она всем нравилась, ее любили, но ее никто не понимал, хотя никто особенно и не старался. Между нею и людьми возникла маленькая трещинка, которая все расширялась, и девушка все больше отдалялась от остальных.

Как минимум раз в месяц Стелла выдумывала предлог, чтоб отправиться в город. Она бродила по просторным улицам, заходила в освещенные неоновым светом магазины с прекрасно одетыми манекенами в витринах, а потом шла в старый кинотеатр и смотрела по две картины кряду. Но когда приносила домой журнал, полный фотографий и сплетен про знаменитых актеров и актрис, которых она только что видела на экране, друзья поглядывали на нее с каким-то странным прищуром.

Среди них был один мальчик, вообще-то уже молодой человек, его звали Бейли Томас, к которому она относилась с особой нежностью. Почти все считали, что они скоро поженятся. Они не вполне подходили друг другу, но вокруг нее было мало парней примерно ее возраста. Широкоплечий и русоволосый Бейли очень нравился Стелле. Ей было приятно, даже когда его грубые, мозолистые руки касались самых мягких и нежных частей ее тела. Но однажды он просто перестал обращать на нее внимание, да и вообще не хотел разговаривать с ней. Она забеспокоилась и не поленилась пойти к нему прямо домой, благо он жил неподалеку, и спросить, в чем дело.

— Ты мне очень нравишься, Стелла, — без обиняков сказал он. — Да черт возьми, я, может, даже люблю тебя. Но ты в последнее время так себя ведешь, что я чувствую себя рядом с тобой каким-то маленьким мальчиком, словно я не могу дать тебе то, что тебе нужно. Ну скажи, кому захочется жить с такой женой?

Стелла достаточно хорошо знала себя, она не стала возражать или протестовать, и хотя Бейли Томас очень нравился ей, она понимала, что он заслуживает большего. В конце концов он женился на одной из ее сестер.

Когда Стелле исполнился двадцать один год, она усвоила почти все, что требовалось, и могла сменить свою бабушку, чтобы стать знахаркой. Это было так упоительно — осознавать свою силу: стоит протянуть руки — и болезнь уходит из тела страждущего. Перл обучила ее всему, что умела сама, и многое пыталась объяснить словами, но для того, что происходит в момент, когда Стелла накладывает руки на больного, нет на свете слов. Просто она кончиками пальцев ощущала, как ходит в теле ее пациента сокровенная человеческая сущность. И пальцы ее становились горячими или, наоборот, холодели. Стелла легко считывала эту энергию, и, если с ней что-то было не так, она руками отводила ее от больного прочь.

Нельзя сказать, что она только и делала, что с утра и до вечера лечила наложением рук. Для большинства недугов требовалась старая добрая терапия: травы, их настойки и отвары. Она знала назубок названия чуть ли не каждого растения в горах, а уж то, что делала бабушка тем утром, когда чертила круг, она запомнила на всю жизнь. Стелле хотелось испытать на собственном опыте все, что сохранила народная мудрость. Она знала, что у бабушки Перл особенно хорошо получалось: заклинания. И ей казалось, у нее тоже должно это хорошо получаться. Нет, колдуньей Стелла себя не считала. Она понимала, что не похожа на других, но после всего, что она сделала для общины, очень удивилась, узнав, как подозрительно к ней здесь относятся. Словно все сокровенные тайники ее сердца были выставлены наружу, на всеобщее обозрение… Ей стало душно от этой мысли.

И в то же самое время Стелла ощущала себя уже совсем старухой. Все трудней по утрам было подниматься с постели, все дольше она приходила в себя, когда наконец вставала. Усталость одолевала ее: она устала работать без пользы, устала стараться. Вещи, собственность ее не интересовали, не к этому она стремилась в жизни, ей просто нравилось плыть по течению, а не против него.