Абсурдистан - Гари Штейнгарт Страница 16

Две недели, которые последовали за отъездом Руанны, я лежал на своей кушетке, ничего не делая, и ждал, когда доктор Левин вернется с конференции в Рио-де-Жанейро. Однажды днем, как бы в отместку за возможную amour fou [4]Руанны с порочным Джерри Штейнфарбом, я подцепил парочку азиатских студенток университета, проводивших перепись, и они покатались на мне верхом по пять минут каждая. Они были из какой-то Богом забытой эскимосской дыры, но, в лучших русских традициях, от них пахло укропом и потом. Какой-то мультикультурализм! Даже наши азиаты — русские. Бланк переписи был еще более шокирующим. Оказывается, мы теперь живем в стране под названием «Российская Федерация».

Начался июль, и я осознал, что скоро отмечу двухлетний юбилей своей ссылки. Два года? Как же так получилось? Я прибыл сюда в июле 1999 года, чтобы погостить у своего отца летом, совершенно не подозревая о том, что он собирается убить бизнесмена из Оклахомы из-за 10-процентной ставки на ферме, где разводили нутрий. Но это не совсем так. С того самого момента, как я купил билет, меня не оставляло дурное предчувствие, что я не скоро вернусь в Нью-Йорк.

Знаете, такое часто случается с русскими. Советского Союза больше нет, и можно свободно перебираться через границы. И тем не менее когда русский передвигается между этими двумя мирами, его не покидает ощущение логической невозможности существования такого места, как Россия, наряду с цивилизованным миром. Это похоже на те математические концепции, которые я никогда не мог понять в школе: «если», «тогда». Если Россия существует, тогда Запад — мираж; и наоборот: если Россия не существует, тогда и только тогда Запад реален и осязаем. Неудивительно, что молодые люди говорят «свалить за кордон», когда речь идет об эмиграции, — словно Россия окружена огромным санитарным кордоном. Либо вы остаетесь в колонии прокаженных, либо выбираетесь в широкий мир и, возможно, попытаетесь там заразить других своей болезнью.

Я помню, как вернулся. В дождливый летний день. Самолет Австрийских авиалиний качнул левым крылом, и я увидел в иллюминатор свою родину после того, как около десяти лет прожил в Штатах.

Давайте уточним: холодная война была выиграна одной стороной и проиграна другой. И проигравшая сторона, как это всегда бывает в истории, расплатилась по полной программе: ее землю выжгли, золото похитили, мужчины вынуждены были рыть канавы в далеких капиталистических городах, а женщины — обслуживать победоносную армию. Из иллюминатора мне виден был нанесенный урон. Покинутые поля, по которым гуляет ветер. Серая раковина фабрики, разрезанная надвое, с опасно накренившейся трубой. Дома в новостройках, собравшиеся в кружок вокруг двора, разделяющего их, — как старики, сбившиеся вместе за беседой.

Поражение читалось и на лицах мальчиков с автоматами Калашникова, охранявших обветшалый международный аэропорт — явно от богатых пассажиров нашего рейса Австрийских авиалиний. Поражение на паспортном контроле. Поражение на таможне. Поражение в очереди из печальных мужчин, предлагавших отвезти нас в город на своих стареньких «Ладах» за твердую валюту. Однако на лице Любимого Папы, как ни странно трезвом, читалось что-то вроде победы. Он пощекотал мне живот и ткнул меня в мой khui. И с гордостью указал на армаду «мерседесов», готовых доставить нас в его четырехэтажный коттедж на Финском заливе. «Эти новые времена не так уж плохи, — сказал он мне. — Напоминают рассказы Исаака Бабеля, но не такие смешные».