Кофемолка - Михаил Идов Страница 16

— Что? Нет, конечно, нет. К нему есть интерес, но для розничной торговли.

«Розничная торговля» — звучало достаточно невинно. Мы развернулись и вошли в дом 158, в темное помещение, пахнущее старой краской и прогорклым маслом.

В предыдущей жизни это место было сосисочной под чрезвычайно неудачным названием «Будка». Хозяева, явно покинувшие его в спешке, оставили за собой грустный ассортимент сувениров. Некоторые из них были потенциально полезны (настольный вентилятор, кассовый аппарат), некоторые необъяснимы (набор бигуди), некоторые абсолютно отвратны. Галлонные банки с маринованным перцем выстроились батареей вдоль задней стены, перемежаясь со жбанами желтого жидкого сыра. Пол был усыпан листочками меню. Я поднял один.

Скорбное это было чтение — сей список мертвых блюд и собачьих каламбуров. Составленная, должно быть, в закатные недели «Будки», эта версия меню полнилась отчаянными рывками в другие кухни и концепции. Там были пирожки со шпинатом, луковый суп-гратен, неловко примостившийся сбоку раздел омлетов.

— Посмотри, — сказала Нина, держа на весу графитовую доску с начертанным цветными мелками «предложением дня». На нем, как тень жителя Хиросимы, сохранилось для историков блюдо, изобретенное хозяевами в последний день работы заведения: «Такса-мотор» («8 сарделек 4 больших напитка $9,99»). Мгновенные реликвии, походя подумал я. Фиаско создает мгновенные реликвии. Я отложил эту мысль на будущее.

Логотип «Будки», приклеенный, нарисованный и проштампованный на каждой поверхности, являл собой несанкционированную подделку под героя древнего мультфильма — бульдога в ошейнике с шипами, который, как я припоминаю, временами попадал под перекрестный огонь Тома и Джерри. Я заглянул в кухонный шкаф и увидел дохлого, иссохшего Джерри.

— Надо будет привести сюда Кацуко, — сказал я.

— Почему?

— Грызуны.

— С точки зрения санитарной инспекции Кацуко сама не лучше.

— Ну что ж. Может, мы просто натрем ею пол.

Берта смотрела на нас с плотоядной ухмылкой. Я осознал, и Нина тоже, что мы говорим об этом месте на языке ремонта и декора — что мы уже, по сути, его берем.

— Ребята, вы ведь не будете здесь готовить на открытом огне, правда? — спросила Берта. Мы покачали головами. — Отлично, меньше расходов на страховку.

В «Будке» не было настоящей кухни, только гриль, который нам вряд ли мог пригодиться, и небольшая ниша — скорее легкое расширение коридора — с раковиной и низким холодильником. Назвать ее даже кухонькой было бы преувеличением. Это была недокухня. Хня. Кухнетка.

— Как хорошо быть рабочим, — воскликнула Нина внезапно и с противоестественным пафосом, — который встает чуть свет… О боже! — Она плыла по будущему кафе, как по авансцене, картинно разворачиваясь каждые три шага. — Не то что человеком, лучше быть волом, лучше быть просто лошадью, только бы работать. — Не прерывая декламации, Нина трогательно изобразила в лицах и вола и лошадь. — Чем… чем молодой женщиной, которая встает в полдень, потом пьет в постели кофе, потом два часа одевается… о, как это ужасно!

Я наконец понял, что она цитирует чеховскую Ирину, самую замороченную из трех сестер.

— Браво, — сказал я. Мои аплодисменты отлетели эхом от голых стен. Нина насмешливо поклонилась и в ту же секунду перешла на серьезный тон.

— Ты знаешь, — сказала она, опершись на грязный прилавок, — я всегда думала, что Чехов здесь иронизирует. Ирина ведь идиотка, правильно? Но сейчас я почти понимаю, что она имела в виду. Почти.

— Не облокачивайся на это, — сказал я. — Здесь вполне может быть асбест. А ты на свою съемку не опаздываешь?

— Пустяки. И рубашка мне эта все равно не нравится. Слишком корпоративная.

На этом мы обнялись, пара раззяв, среди немых меню, жидкого сыра и сушеных мышей. Наши лица были покрыты пылью — надеюсь, все же не асбестовой, — и я почувствовал ее вкус в Нинином поцелуе.