Любовь и тьма - Исабель Альенде Страница 16

В приходской церкви падре Сирило выслушал эту историю из уст самих Ранкилео. Он сразу вспомнил Еванхелину: она одна из всего класса приходской школы не получила первого причастия, поскольку ее мать относилась к еретической пастве протестантского священника Она была одной из заблудших овец его стада, сбитая с пути истинного протестантским славословием, но, как бы то ни было, он не вправе отказывать им в совете:

— Я буду молиться за ребенка Милосердие Господа безгранично, и, может быть, Он поможет нам, несмотря на то что вы отдалились от Святой Церкви.

— Спасибо, падре, но, помимо молитв, вы не смогли бы изгнать бесов? — робко попросила Дигна.

Священник испуганно перекрестился: эту мысль, должно быть, ей подал его протестантский соперник, — вряд ли эта крестьянка сведуща в таких материях. В последнее время Ватикан отрицательно относился к подобным ритуалам и даже избегал упоминания о демоне, словно лучше было о нем ничего не знать. У падре однако были неопровержимые доказательства существования Сатаны — этого пожирателя душ, и поэтому ему не хотелось противостоять Дьяволу с помощью таких необдуманных действий. С другой стороны, если слух о подобной практике дойдет до вышестоящей инстанции, тень скандала окончательно омрачит его старость. Однако здравый смысл подсказывал ему: внушение зачастую творит необъяснимые чудеса, и, может быть, молитва «Отче наш» и окропление святой водой больную успокоят. Падре объяснил матери, что достаточно молитв и святой воды, ибо маловероятно, что можно избавить ее дочь от дьявольской одержимости. В этом случае заклинания бесполезны. Речь идет о победе над самим Дьяволом, и немощный и одинокий приходский священник из затерянной деревушки не является достойным соперником для сил зла, если предположить, что именно эти силы причиняют страдания Еванхелине. Он велел им вернуться в лоно Святой католической церкви, поскольку подобные несчастья обычно случаются с теми, кто бросает вызов нашему Господу, связываясь с нечестивыми сектами. Однако Дигна когда-то видела, как хозяева о чем-то секретничали с падре в исповедальне прихода и как между исповедью и шушуканием святые отцы шпионят за крестьянами и доносят хозяевам обо всех мелких кражах, — поэтому она не доверяла католичеству, считая его союзником богатых и врагом бедных, что находится в вопиющем противоречии с заповедями Иисуса Христа, проповедовавшего совсем другое.

С этого дня, если позволяли дела и усталые ноги, падре Сирило тоже стал приходить в дом Ранкилео. В первый раз, когда он увидел девушку в мучительных тисках странного недуга, его твердые убеждения поколебались. Ни святая вода, ни молитвы облегчения не приносили, но, поскольку и не ухудшали ее состояния, он сделал вывод: за всей этой неприглядной картиной кроется Дьявол. Он соединился в духовном порыве с протестантским преподобным отцом. Они сошлись в том, что речь идет об умственном заболевании, а не о Божественном проявлении, и несуразные, приписываемые девочке чудеса просто недостойны внимания. Вместе они дружно клеймили предрассудки, а потом, изучив случай Еванхелины, пришли к выводу: исчезновение нескольких бородавок (которые почти всегда проходят сами), якобы улучшение погоды (которая в это время всегда и так хорошая) и сомнительное везение в азартных играх не оправдывают ореол святости, созданный вокруг девочки. Но решительные выводы падре и пастора паломничества не прекратили. Стекавшиеся к дому в надежде получить благодать паломники разделились во мнениях: одни считали, что ее припадки мистического происхождения, другие относили их на счет сатанинской порчи. Это истерия, хором твердили протестант, католик, повивальная бабка и врач из больницы Лос-Рискоса, но никто не захотел их слушать: незначительные чудеса приводили собравшихся в восторг.

Обхватив Франсиско за талию и прижавшись лицом к шероховатой ткани его куртки, Иране, с развевающимися от ветра волосами, мчалась на мотоцикле, представляя, что летит на крылатом драконе. Позади остались последние дома города. Шоссе бежало меж полей, окаймленных пронизанными светом тополями; вдали виднелись горы, окутанные голубой дымкой. Ирэне ехала на мотоцикле, как на коне; погрузившись в фантастические образы детства, она летела галопом над барханами из восточной сказки. Ей доставляли удовольствие скорость, сейсмическая дрожь бьющейся меж ног машины и ее ужасный рев, пронзающий, словно бур, кожу. Она думала о святой, к которой они направлялись, о названии репортажа, о развороте на четыре страницы с цветными фотографиями. С тех пор как несколько лет назад появился Озаренный, который шел с севера на юг, излечивая язвы и воскрешая мертвых, — о чудотворцах ничего не было слышно. Бесноватых, одержимых, юродивых и обиженных Богом всегда хватало, например, девочка, выплевывавшая головастиков, старик — предсказатель землетрясения, немой, останавливающий взглядом машины и механизмы, — это она проверила сама, когда брала у него интервью, объясняясь с ним знаками, а потом никак не могла заставить ходить свои часы. Но кроме того Озаренного, долгое время никто не стремился облагодетельствовать человечество. С каждым днем становилось все труднее находить увлекательный материал для журнала В стране, казалось, ничего интересного не происходит, а если что и случалось, цензура публикацию не разрешала Ирэне сунула окоченевшие от холода руки под куртку Франсиско, чтобы их отогреть. Она коснулась его худой груди, где прощупывались сухожилия и кости: тело Франсиско так отличалось от литой мускулатуры Густаво, который занимался фехтованием, дзюдо и гимнастикой и каждый день вместе с солдатами делал пятьдесят подтягиваний, — он никогда не требовал от своих подчиненных того, что не мог выполнить сам. Я для них, говорил он, как отец: строгий, но справедливый. Когда они встречались в полумраке гостиничных номеров, где занимались любовью, он с гордостью за свою стать снимал одежду и ходил по комнате обнаженный. Она любила его загорелое, дубленное солью и ветром тело, закаленное физическими упражнениями, гибкое, сильное и ладное. Ей нравилось смотреть на него, порой, лаская его, она восхищалась им, но испытывала при этом некую отстраненность. Где он может быть сейчас? Вероятно, в объятиях другой женщины. Несмотря на письменные заверения в верности, Ирэне, зная потребности его натуры, легко представляла его в обществе шоколадных мулаток, наслаждающихся его телом. Когда он был на полюсе, [30]ситуация была иная: в страшные морозы, где рядом были только пингвины и семеро привыкших обходиться без любви мужчин, воздержание было необходимым. Однако в тропиках — и в этом девушка была уверена — жизнь капитана протекала иначе. Поймав себя на том, что ее это мало волнует, она улыбнулась и безуспешно попыталась вспомнить, когда ревновала своего жениха в последний раз.

Шум мотора напомнил ей песню Испанского Легиона, которую часто вполголоса напевал Густаво Моранте:

Я нещадно бит судьбою,

ран не счесть, поверьте,