Второе пришествие кумранского учителя. Поцелуй Большого Змея - Яков Шехтер Страница 16

Перед воротами нас встретил стражник: ессей лет тридцати в простой коричневой тунике, кожаных сандалиях и широкополой соломенной шляпе. Его лицо было почти черным от загара, а глаза желты, точно пустыня, которую он постоянно рассматривал, наложила на них свой неизгладимый отпечаток. Волосы стражника были очень коротко, по-ессейски, подстрижены, а в руках он держал веревку с завязанным на конце узлом.

– Видишь веревку, – тихо произнес отец, пока мы приближались к стражу. – Это самое страшное оружие воинов. Ты и представить себе не можешь, что они делают с ее помощью.

– Ну, – презрительно фыркнул я, – что может поделать веревка против меча.

Отец лишь улыбнулся.

Лицо стражника выражало приязнь и расположение.

– Здравствуйте, братья, – приветливо обратился он к нам. – Труден ли был путь? Проходите в обитель, омойте ваши ноги и подкрепитесь.

– Здравствуй, брат, – ответил отец. – Путь был легок и быстр. Я рад снова увидеть Кумран. Вот мой сын, я привел его на экзамен.

– О, – почтительно произнес стражник, – такой молодой и уже на экзамен! Желаю успеха, да поможет тебе Свет.

– С нами моя жена, – продолжил отец, указывая на мать. – Она тоже впервые.

– Здравствуй, сестра, – мягко, но уже не так приветливо произнес стражник. – Если ты пойдешь направо, то у конца восточной стены найдешь хижину, приготовленную для гостей. Там ты сможешь отдохнуть и дождаться мужа.

– Так я не смогу даже войти внутрь? – удивилась мать.

Отец виновато понурился.

– Под своды этих ворот, – твердо сказал стражник, – никогда не ступала нога женщины. За сто тридцать два года существования обители ни одна дочь Света не вошла внутрь. Так решил Учитель Праведности, не сделав исключения даже для собственной матери.

– Шуа, – мать протянула ко мне руки. – Дай обниму тебя на прощание.

Честно говоря, неловко обниматься на виду у незнакомого человека. Но не это главное: суровость тона стража и виноватый вид отца оказались красноречивее любых объяснений.

Несколько мгновений я не знал, как поступить. Мать стояла с блестящими от слез глазами, протянув ко мне руки. Я припомнил наши вечера, трепещущее пламя светильника и сияющие в его лучах глаза матери, вспомнил ее голос, ее рассказы, и бросился в ее объятия.

– Он совсем еще ребенок, – услышал я за спиной голос стражника. – Ему не пройти вступительных испытаний.

Мать покрывала поцелуями мою голову и лицо, гладила мои плечи, руки. Я целовал ее в ответ, еще не зная, что расстаюсь с ней на долгие, долгие годы.

В толще арки была небольшая калитка, прикрытая дверью, обшитой зеленоватыми медными листами с крупными выпуклыми нашлепками, стражник легонько постучал по двери, и она медленно отворилась.

– Бассейн направо, – сказал он отцу. – Оттуда вас проводят.

Мы вошли в узкий коридор, дверь затворилась, оставив нас в полутьме. Коридор был пуст, далеко впереди виднелся освещенный солнцем проем.

– Это избранный? – спросил я отца, показывая рукой на дверь, за которой остался стражник.

– Конечно! Иначе бы он не жил в Кумране.

– Какой-то он… – я замялся. Избранные представлялись мне возвышенными, отрешенными от мира созданиями, погруженными в тайны устройства мира, существами, больше похожими на ангелов, чем на людей. От стража пахло потом, его запыленные сандалии, темная от загара кожа, простая туника не совпадали с существовавшим в моем воображении образом.

Отец понял мои сомнения.

– Видишь ли, – сказал он, – в среде избранных существуют разные уровни. Мы сейчас столкнулись с одним из самых низших, иначе бы этот достойный всяческого уважения брат не стоял бы у ворот. Ты увидишь избранных работающих в кузнице, убирающих двор, пекущих хлеб, работающих в мастерских. Все в Хирбе-Кумран делается руками ессеев.

Но есть избранные, полностью погруженные в духовную работу. Это Наставники, главы направлений – Терапевт, Воин, Книжник – и еще несколько десятков братьев, отмеченных печатью Света. Даже обладая талантом, к их уровню нужно подниматься многие годы. Но пойдем, мы не можем так долго оставаться в коридоре.

Я прикоснулся рукой к стене. Крупные, хорошо обтесанные блоки на ощупь казались прохладными. Если здесь, на поверхности, стоит только укрыться в тень, жара сразу перестает давить, то насколько же приятно под землей, в сухих, продуваемых ветерком пещерах!

Мы прошли по коридору и оказались во дворе обители. Прямо передо мной возвышалось величественное здание Дома собраний. Колонны, арки, стрельчатые окна, лестница из белого мрамора, ведущая к входу, двери, облицованные золотом так же, как и ворота Кумрана, блестящие под лучами солнца, и над всем этим огромный голубой купол. При нашем появлении стая птиц с шумом сорвалась с карниза и, обогнув здание, скрылась с глаз.

– Священные голуби, – сказал отец. – Они перелетели сюда из Иерусалимского Храма. Сами перелетели, лет шестьдесят назад, и теперь живут тут, на крыше Дома Собраний. Это особый вид голубей, ощущающих святость. В Иерусалиме их приносили в жертву, а в Кумране их никто не трогает.

– Так что, в Иерусалиме уже шестьдесят лет не приносят в жертву голубей? – спросил я.

– Если я буду отвечать тебе на все вопросы, мы простоим на месте до вечера. Идем в бассейн.

Мы двинулись вдоль стены по неширокому проходу, оставленному доходящим до пояса деревянным частоколом. Насколько я мог видеть, он шел возле стены, поворачивая вместе с ней. Частокол был сделан из аккуратных столбиков, вбитых в землю через каждые два шага. Между столбиками вились сухие виноградные лозы. Этот частокол я мог преодолеть одним прыжком. Кому и для чего понадобилось сооружать столь огромный и бесполезный забор?

– Он не для зверей и не против злоумышленников, – ответил отец. – Забор очерчивает границу чистоты, ессей, не побывавший в бассейне, не может зайти внутрь обители дальше этого забора.

– Но мы ведь окунались! И страж пустыни дал нам пройти.

– Верно, но теперь нам предстоит подняться на более высокую ступень святости. Поэтому стражник и послал нас в бассейн. Все, Шуа, больше ни одного вопроса. Ты молча идешь за мной и делаешь то же, что делаю я. Понятно?

– Понятно.

Идти пришлось довольно долго. Странно, но снаружи обитель не казалась такой огромной. Мы шли вдоль западной стены, и я думал, будто она вот-вот упрется в южную, но конца все не было видно. Стена постоянно изгибалась, поэтому я мог видеть лишь небольшую ее часть.

Отец остановился перед небольшой дверью в каменной кладке, открыл ее и стал спускаться вниз по истертым ступенькам. Ступени привели нас в просторный зал с большими бассейнами, наполненными водой. Из проема в центре потолка лился солнечный свет. В зале было пусто. Отец подошел к широкой мраморной скамье возле одного из бассейнов и начал раздеваться. Когда на нем осталась только набедренная повязка, он сделал мне знак отвернуться. Я отошел к соседнему бассейну и стал рассматривать дно, выложенное черными и белыми плитами.