Дальше ваш билет недействителен - Ромен Гари Страница 16

— Немцы сами требовали от Франции обуздать кредитование, а теперь, когда валится со всех сторон, подбирают…

— Не будем преувеличивать… А для сокращения кредитов было самое время. Стоит любому предприятию выйти из равновесия и начать расширяться, как оно уже работает лишь на оплату банковских процентов…

Он вертел в руках свою шляпу.

— А мне, естественно, ничего не говорят. Я не существую. Ты провел модернизацию, которая стоила бешеных денег, занимаешь везде, и не предвидел скачка цен на волокно. Бумага вздорожала на сорок процентов, и если бы ты меня послушал и сделал себе запас вне компании, на свой собственный счет…

— Вот как, разве ты мне об этом говорил?

— Конечно, но ты тогда, видимо, думал о чем-то другом. Тебе пришлось брать взаймы и учитывать векселя по двадцать процентов, а теперь, когда настоящая драка только начинается, все бросаешь?

— Я ничего не бросаю. Мне сделали приемлемое предложение, и я продаю. Вот и все.

— А я тебе говорю, сейчас не время. Все вот-вот наладится.

— У меня свои причины.

Он бросил мне раздраженно:

— Да знаю. Весь Париж их знает, твои причины.

Я сказал тихо, как в те времена, когда мне было четырнадцать, а ему восемнадцать:

— Жерар, не доставай меня. Хватит.

— Я всего лишь пытаюсь тебе помешать губить себя.

— Вот как, губить себя? И что же это значит?

Меня это начинало забавлять.

Это выражение: «пытаюсь тебе помешать губить себя» было, в общем-то, довольно лестным. Если хорошенько подумать, оно означало, что жизни после шестидесяти лет усилий это не удалось и она нуждается в помощи.

— Я скажу тебе, Жак. Потому что никто тебе это не скажет…

Я поднял руку:

— Можешь избавить себя от этого труда, Я достаточно говорю это сам себе. Напеваю каждое утро в ванной…

Он поостыл.

— Я старше тебя на четыре года, это само собой. Но вот уже шесть лет, как у меня почти не стоит.

Я молчал. Всегда испытываю некоторое уважение перед смертью.

— Конечно, у меня тяжелый диабет… Но сам знаешь, через это проходят все.

— Буду держать тебя в курсе.

— Давай иронизируй. Это твой обычный способ увиливать. Ты сейчас лжешь там, где лгать нельзя… Девчонка ведь… на тридцать пять лет моложе тебя? Подумай. В конце концов, я твой брат…

Я рассмеялся:

— Извини. Это из-за выражения «малый братец», оно такое французское. Наверняка мой собственный малый братец сыграет со мной такую же шутку, что и твой с тобой. Ну да ладно. Я пока до этого не дошел. А каждый мужчина имеет право сам решать, что ему делать со своими останками.

— Не собираюсь тебя учить. Ты гораздо умнее меня. И гораздо образованнее. Ты все читал. Согласен. Положим, ты сам знаешь, как там у тебя и чего хочешь. Но есть и другие очень умные и образованные люди, которые… кончают самоубийством.

— Не говори ерунду.

— Похоже, она хорошая девушка. Так что позволь мне сказать, что у тебя нет права морочить ей голову. Все говорят, что она от тебя без ума, и мне кажется, это налагает на тебя ответственность, разве нет? А ты собираешься всучить ей пачку акций, которые через пару лет не будут стоить ни шиша: себя самого. Ты ведь сдаешь, старина. Идешь на понижение. Сам прекрасно это знаешь. Это дорожка под уклон. По ней никогда не поднимаются. Я знаю, о чем говорю. Сам-то я ничего уже не стою, для женщины. Теперь всякий раз, если трахаешь девицу и не платишь ей, значит, просто ее эксплуатируешь. Ладно, знаю, это я про себя. Ты до этого еще не дошел, согласен. Но я, по крайней мере, когда пытаю счастья с какой-нибудь девицей, хотя бы возмещаю ей труды. Я ведь тоже пожил и знаю, что такое ночь любви. Так что ты ее эксплуатируешь. Это без будущего. Позволь мне сказать, что, если любишь ее по-настоящему, тебе надо ее оставить. Ты ей в отцы годишься и должен подумать о ней…

Я присвистнул от восхищения.

— Старина, снимаю шляпу. Ты, и в самом деле из тех, кто строит новую Францию. У тебя есть чувство капитала, размещения, вложения и рентабельности, которое полностью подтверждает заявления наших пионеров: когда речь идет о конкуренции и американском вызове, Франция не боится никого и ничего… Так что я поговорю со своей подружкой, чтобы спросить у нее, как ей видится будущее ее маленького предприятия и чего она ждет от него с точки зрения ежедневной или еженедельной прибыли…

Он встал.

— Давай паясничай. У меня-то самого нет чувства юмора, ты мне сколько раз об этом твердил. В нашем роду юмор — штука новая. Но я тебе скажу, и стесняться не буду, потому что знаю, что такое ликвидация дела. Ты мне сунешь сотню лимонов — дескать, выкручивайся дальше как знаешь. А что мне, по-твоему, с ней делать, с сотней миллионов, сегодня? Когда ты вернулся из Америки, тридцать лет назад, ты первым во Франции понял, как важно подать товар, и все на это поставил. Твоя оберточная бумага на рынке была первой и самой красивой. Только сейчас все, что ты есть, и все, что продаешь, это обертка… Внутри ничего уже нету. Пустота. Вот и весь твой юмор. Пустота в обертке.

Он повернулся ко мне спиной. Мы недооцениваем людей, которых слишком хорошо знаем. Мой братец оказался способен на довольно впечатляющую проницательность. Несколько мгновений я старался не думать, только дышать: это важное умение — вновь открывать некоторые из наших простейших удовольствий. Затем я опять взял в руки «Фигаро». Мой взгляд случайно наткнулся на рубрику кулинарных рецептов:

Телятина ломтиками по-лесничьи

Время приготовления: 20 минут + 6 часов в холодильнике

Тонкий телячий филей — 600 г

Сок двух лимонов

6 столовых ложек свежих сливок

500 г шампиньонов

Молотые перец и соль

Крекеры или ржаной хлеб

Мелко рубленный кервель [6]

Подготовьте телячий филей и полностью удалите жир.

Затем нарежьте его очень тонкими ломтиками и отбейте.

Положите на стеклянное блюдо первый слой мяса. Покройте его тонко нарезанными грибами. Поперчите и посолите. Полейте лимонным соком.

Проделайте то же самое со вторым слоем мяса и грибов, и так далее, пока не кончится филей.

Залейте сливками и поставьте на шесть часов в холодильник.

Подавая к столу, положите смесь на крекеры или тосты из ржаного хлеба и присыпьте мелко рубленным кервелем.

Впечатление было такое, что меня уже пора подавать на стол.