Непобежденная. Ты забрал мою невинность и свободу, но я всегда была сильнее тебя - Катя Мартынова Страница 16

Отныне мы знали полное имя нашего врага. Это знание мало чем нам помогло, но мы одержали маленькую победу. Теперь мы хотели выяснить больше. Мы, словно невзначай, стали задавать ему вопросы, чтобы узнать о нем что-нибудь, но он не реагировал на них. Прошло два месяца с момента, когда мы узнали его полное имя, но ничего больше нам узнать так и не удалось. Однажды он принес нам маленький черно-белый телевизор. Когда мы его включили и стали настраивать каналы, то наткнулись на программу местных новостей. Из нее мы поняли, что находимся не в Рязани, а в маленьком городке Скопине. Я никогда не слышала о нем прежде, но зато теперь мы знали, что Виктор живет не в Рязани.

В детстве я много времени посвящала рисунку и живописи. Хотя у меня были явные способности к рисованию, это занятие так и не стало для меня страстью или хотя бы увлечением. Но в темнице, охваченная страхом, тоской и апатией, я почувствовала, что мне нужно найти способы самовыражения. Примерно через год мне страстно захотелось рисовать. Время от времени я спрашивала Виктора, может ли он дать мне карандаш и альбом, и в конце концов он согласился. Я сразу же стала рисовать все, что помнила из прежней жизни. Очень тщательно и сосредоточенно я изображала лица родных и друзей. Я рисовала свою прежнюю одежду, свою комнату в родном доме, даже игрушки, которые помнила из детства. Я часами воспроизводила жизнь, которую потеряла. Рисунки помогали мне возвращаться в прежнюю жизнь. Карандашом на бумаге я создавала параллельную вселенную. Так я нашла выход из темницы. У меня появилось место, куда можно было уйти, чтобы забыть о кошмарной реальности.

Приближалось мое пятнадцатилетие. Я сказала Виктору, что хотела бы получить в подарок альбом и акварель. Я любила рисовать карандашом, но эти рисунки были черно-белыми, а мне хотелось написать желтое солнце, чтобы смотреть на него в камере. С помощью красок я могла бы создать собственное, личное солнце, и оно напоминало бы нам о красоте природы, украденной у нас. Правда, Виктор был не только жесток, но еще и страшно скуп. Нам он приносил только то, что ему было больше не нужно, что он нашел случайно или сумел купить по самой низкой цене. Я не думала, что он купит для меня вещи, которые позволят мне самовыражаться через живопись. Но, к моему изумлению, в день моего рождения Виктор появился в нашей камере с альбомом и красками. Вручая мне подарок, он ухмыльнулся и саркастически произнес:

– С днем рождения!

Это был единственный счастливый момент за все время заточения. Я смотрела на альбом и краски и не верила собственным глазам. Проявлять благодарность было абсурдно, но краски привели меня в такой восторг, что я не сумела сдержаться. Этот подарок в дальнейшем возвращал меня к жизни в заточении. Мне часто удавалось на время забывать об ужасах своего положения, погрузившись в рисование, живопись или сочинение стихов. Карандаш, бумага и краски дали мне возможность сохранить связь с жизнью. Без этого мне не хватило бы сил сегодня рассказывать свою историю.

Со временем живопись стала для меня не просто увлечением или страстью, а настоящим наваждением. Только это занятие позволяло мне выдерживать кошмарное существование в заточении. Однажды Виктор вызвал меня в зеленую комнату. Он навис надо мной, насилуя меня, я же просто лежала на одеяле, как тряпичная кукла, не испытывая никаких эмоций. Я знала, что моя пассивность его бесит, но понимание, что ему никогда не добиться от меня ничего большего, давало мне ощущение власти. Виктор мог насиловать мое тело, но ему никогда не изнасиловать мою душу, эмоции, разум. Пытаясь отстраниться от происходящего, я внимательно рассматривала порнографические плакаты с изображением женщин на стенах. Все эти женщины жили в мире, абсолютно недоступном для Виктора. Он ничего не знал о нем. Все, что он знал о сексе, было почерпнуто из порнографических фильмов. Уверена, что, насилуя нас, он мысленно представлял себя звездой порно. В таком фильме его окружали бы женщины, похожие на женщин с плакатов. Мы с Леной были всего лишь объектами удовлетворения физических потребностей. Но с нами он переносился в мир фантазий. Интересно, что мы с Леной совершенно не были похожи на девушек с плакатов из зеленой комнаты. Физическое различие между мной и женщинами мечтаний нашего мучителя помогло мне придумать психологическую игру. Если бы мне все удалось сделать правильно, то пропасть между мной и мучителем стала бы еще больше.

На своих картинах я стала изображать женщин определенного типа. Такие женщины, в отличие от нас с Леной, смогли бы выдержать то, что делал с ними Виктор. Когда Виктор кончал, я спешила назад в камеру и сразу же принималась за работу, пока не исчезло вдохновение. С того дня я начала писать портреты соблазнительниц, расположившихся в чувственных позах. В отличие от нас с Леной, у этих женщин были пышная грудь, пышные бедра и длинные ноги. Они были накрашены, у них были роскошные волосы. Я писала их яркими красками, иногда в обычной одежде, иногда в пикантном белье и туфлях на шпильках. Для этих сексуально свободных женщин был возможен любой секс с мужчиной. Они были созданы специально для Виктора. Они могли удовлетворять любые потребности подобных мужчин. Важно то, что эта психологическая игра шла и на сознательном, и на подсознательном уровне. Мне нужно было тщательно продумывать свои картины и реализовывать свой замысел в мельчайших деталях. Нужно было правильно выбрать краски, идеальные позы и фон. Каждой женщине я давала имя и придумывала образ жизни. Главное правило игры – эти женщины не должны были иметь со мной ничего общего. В момент похищения я была совсем ребенком. Из-за недоедания, постоянного насилия и неволи я не могла развиваться физически и стать настоящей женщиной. Кроме того, у меня не было косметики, мне нечем было красить ногти. Из соображений удобства волосы я всегда собирала в пучок на затылке. Из одежды у меня была лишь пара простых брюк и вязаный джемпер, принесенный Виктором. В сравнении с женщинами с плакатов из зеленой комнаты я выглядела предельно асексуально. Мы жили в таких нечеловеческих условиях, что я просто не могла развиваться нормально. Но это оказалось и огромным преимуществом. Поскольку физически я все еще оставалась ребенком, мне удалось не забеременеть.

Когда я начала писать эти женские портреты, мне стало легче выносить сексуальное насилие со стороны Виктора. Каждый раз, оказываясь в зеленой комнате, я закрывала глаза и сосредотачивалась на ком-то из женщин с моих картин. Я представляла, что Виктор насилует ее, а не меня. Так мне удавалось концентрироваться на чем-то далеком и отстраняться от насильника и его действий. Виктор занимался сексом не со мной, а с воображаемой женщиной, достаточно сильной, чтобы не становиться жертвой. Поскольку я понимала этих женщин, то знала, что они с легкостью справились бы с ситуацией. Поэтому мне не приходилось их жалеть. Это помогало мне эмоционально дистанцироваться от постоянного сексуального насилия.

Рассказывая свою историю, я понимаю, что эскапизм стал для меня главным средством выживания. Почти все, чем я занималась в темнице, тем или иным образом было связано с избеганием реальности. Когда Виктор принес нам журналы и книги, я с головой ушла в любовные романы и романтические повести. Я не просто читала эти истории, а проживала каждую их страницу. Книги и воспоминания о родных позволяли мне сохранять веру в существование взаимной любви и страсти между мужчиной и женщиной. Это помогало мне помнить, что Виктор – вовсе не нормальный представитель мужского пола, а секс не должен строиться на неуважении, насилии, жестокости и страданиях.