Нагие и мертвые - Норман Мейлер Страница 16

— Меня не запугаешь, капитан. Я должен получить этого пятого солдата во что бы то ни стало. Если мне придется для этого пойти к майору Пфейферу, я пойду; к полковнику Ньютону — тоже пойду. Не побоюсь пойти и к самому генералу Каммингсу, ясно? Таскать всякое барахло и рыть землю здесь, на берегу, взвод будет не вечно, а чтобы пойти в разведку, мне нужно столько солдат, сколько положено.

— Ой, ой, Крофт! — расхохотался Мантелли. — Ты скоро, наверное, сам начнешь выбирать новичков, осматривать и проверять их, словно при покупке лошадей.

— А что ж, капитан, если надо, начну и осматривать.

— Ох, ребята, ребята, не даете вы мне ни минуты покоя, — проворчал Мантелли и, откинувшись на спинку стула, ударил несколько раз ногой по ножке стола.

Через вход в палатку виднелся заросший кокосовыми деревьями берег. Откуда-то издалека донесся гул артиллерийского залпа.

— Так вы дадите или не дадите мне этого пятого солдата? — настойчиво спросил Крофт.

— Да, да, черт возьми, дам! — раздраженно ответил Мантелли, стукнув руками по столу.

На песке, менее чем в ста ярдах от штабной палатки, новички устраивались на ночлег. Сквозь вечернюю дымку вдалеке у самой кромки берега виднелось несколько судов типа «Либерти».

— Да, я отдам его тебе, бедняга, — продолжал Мантелли, перебирая лежавшие перед ним документы. Выбрав из них какой-то список, он провел пальцем по колонке фамилий и подчеркнул одну из них своим длинным ногтем. — Его фамилия Рот, — сообщил он Крофту, — военно-учетная специальность — писарь. Надеюсь, тебе удастся сделать из него хорошего солдата, Крофт.

Новички оставались на берегу не распределенными еще день или два. В тот вечер, когда Крофт разговаривал с Мантелли, Рот одиноко бродил по лагерю. Солдат, его сосед по палатке, здоровенный деревенский парень, все еще сидел со своими друзьями в чьей-то палатке, а Рот идти туда не хотел. В прошлый вечер он был с ними в одной компании и, как всегда, чувствовал себя там лишним. И его сосед по палатке, и все друзья этого соседа были молодыми парнями, — наверное, только что закончившими школу. Они смеялись из-за каждого пустяка, возились друг с другом и неприлично ругались.

Рот никогда не знал, о чем говорить с ними. Ему так хотелось поговорить с кем-нибудь не о пустяках, не о глупостях, а о серьезных вещах. Его разбирала досада оттого, что среди новичков не было ни одного его знакомого. Все солдаты, вместе с которыми он выезжал из США, попали во время последнего распределения в другие места.

Но даже и те ребята, по его мнению, не представляли собой ничего особенного. Рот считал, что все они были очень несерьезными и даже глуповатыми. Единственной темой их разговоров были женщины; больше, казалось, они ни о чем не думали.

Рот уныло рассматривал разбросанные по пляжу палатки. Через день или два его назначат во взвод. Мысль об этом нисколько не радовала Рота. Теперь он станет стрелком. Ничего хорошего в этом Рот для себя не видел. Ему ведь сказали, что он будет писарем в штабе. «Все мы нужны армии только как пушечное мясо», — с горечью подумал он. В стрелки назначают даже таких, как он, отцов семейства, людей со слабым здоровьем. Уж кому-кому, а ему-то быть стрелком вовсе не обязательно, он окончил колледж и знаком с канцелярской работой. Но попробуй-ка объясни все это начальству, никто даже не захочет слушать.

Проходя мимо одной из палаток, Рот увидел солдата, старательно забивавшего в песок колышки. Он узнал его, это был Гольдстейн, один из тех, кого назначили вместе с ним в разведывательный взвод.

— Привет! — поздоровался Рот. — Ты, я вижу, без дела не сидишь.

Не разгибая спины, Гольдстейн вопросительно поднял голову.

Это был молодой человек лет двадцати семи с необычайно белокурыми волосами. Он прищурившись, как это делают близорукие, посмотрел на Рота своими серьезными, слегка навыкате голубыми глазами Его лицо расплылось в радостной улыбке. И эта улыбка, и внимательный взгляд производили впечатление неподдельного дружелюбия и глубокой искренности.

— Закрепляю свою палатку, — сказал он. — Я долго размышлял сегодня, почему она плохо держится, и наконец догадался: в армии совсем не подумали об изготовлении специальных колышков для песка, — продолжал он с явным воодушевлением. — Я взял обыкновенные ветки, очистил их от сучьев и вот делаю из них колышки. Могу поспорить, что такие выдержат любой ветер.

Гольдстейн всегда говорил очень убежденно, но немного торопился, как будто опасался, что его вот-вот перебьют Не будь на его лице морщин у носа и в уголках губ, он выглядел бы совсем мальчишкой.

— Неплохая идея, — сказал Рот.

Не зная, что бы сказать еще, он стоял несколько секунд в нерешительности, потом сел на песок. Гольдстейн продолжал работать, тихо напевая что-то себе под нос.

— Ну, что ты скажешь о нашем назначении? — спросил он.

— Ничего хорошего. Я ожидал этого, — ответил Рот, пожав плечами. Он был невысокого роста, с несколько сутулой спиной и длинными руками. Все в нем казалось каким-то унылым, скучным: и длинный нос, и мешки под глазами, и выдвинутые вперед плечи. Из-за коротко остриженных волос сразу же бросались в глаза большие уши — Нет, мне не нравится наше назначение, — повторил он несколько с вызовом. Всем своим видом Рот напоминал больную угрюмую обезьяну.

— А я считаю, что нам повезло, — мягко возразил Гольдстейн. — В конце концов, нам ведь не придется участвовать в самых жарких боях. Я слышал о штабной роте много хорошего, да и ребята в ней в большинстве с образованием.

Рот захватил горсть песка и начал медленно просеивать его сквозь пальцы.

— Что толку обманывать самого себя? — спросил он. — По-моему, каждый шаг на военной службе — это шаг к худшему… А уж этот шаг будет, наверное, к самому худшему. — Рот говорил таким замогильным голосом и так медленно, что Гольдстейн с нетерпением ждал, когда он кончит.

— Нет, нет, по-моему, ты смотришь на это слишком пессимистично, — сказал Гольдстейн. Он взял каску и начал забивать ею колышек. — Прости меня, но, по-моему, так на вещи смотреть нельзя. — Ударив несколько раз по колышку, Гольдстейн остановился и свистнул от удивления. — А сталь-то на касках не того… слабенькая, — заметил он разочарованно. — Смотри, какие появились вмятины от колышка. — Он показал каску Роту.

Рот презрительно улыбнулся. Гольдстейн со своей воодушевленностью раздражал его.

— Одни только красивые слова… — разочарованно сказал он. — В армии как сядут тебе на шею, так и не слезут никогда. Возьми, к примеру, корабль, на котором мы пришли. Ведь нас напихали в него как сельдей в бочку.

— По-моему, начальство сделало все, что можно было, — заметил Гольдстейн.

— Это по-твоему, а по-моему — нет, — возразил Рот и замолчал, как бы подбирая наиболее убедительные слова. — Ты заметил, в каких условиях находились офицеры? — спросил он. — Они спали в каютах, а мы, как свиньи, в трюмах. А все это для того, чтобы они могли чувствовать свое превосходство, считать себя людьми особого сорта. Это тот же прием, которым пользовался Гитлер, чтобы внушить немцам мысль об их превосходстве. — Произнося эти слова, Рот, вероятно, думал, что изрекает нечто необыкновенно мудрое.