Прости меня, Леонард Пикок - Мэтью Квик Страница 15

– Они заслуживают тридцати баллов. Но ты не продемонстрировал мне способности следовать простейшим инструкциям. Что очень важно не только в моем классе, но и в последующей взрослой жизни. И несмотря на всю свою одаренность, после окончания школы тебе в любом случае придется следовать определенным правилам.

Я смеюсь, потому что мы говорим о ее оценках и баллах как о чем-то реальном. Но я твердо знаю, что совсем скоро убью Ашера Билла, и поэтому наш разговор кажется все более абсурдным и неуместным.

– Мне, собственно, наплевать на оценки. Можете меня завалить. Это не имеет значения.

– Очень благородно с твоей стороны. Но, Леонард, ты должен подумать о своем будущем.

– Неужели вы думаете, что, если бы Гамлет сдавал ваш экзамен, он стал бы следовать указаниям?

– Это не подлежит обсуждению.

– Тогда зачем вы заставляете нас изучать персонажей вроде Гамлета – настоящих героев, – если мы не имеем права им подражать? Если, по идее, мы должны волноваться из-за школьных отметок, уведомлений о зачислении в колледж и прочих глупостях. Типа, делай то, что делают остальные.

– Гамлет поступил в университет, – произносит она слабым голосом, так как знает, что я абсолютно прав. Знает, что воюет не на той стороне.

Я улыбаюсь и продолжаю смотреть на дерево. Ведь она вообще без понятия. Ей даже в страшном сне не может привидеться, что у меня с собой нацистский пистолет. У нее слишком убогое воображение. Воображение на уровне стандартного теста с несколькими вариантами ответов. Даже смешно, насколько ограниченная женщина эта наша учительница продвинутого английского.

– Я только попыталась заключить с тобой соглашение… – не сдается она.

Тогда я начинаю читать с выражением:

– «Дать вам здравый ответ: рассудок мой болен; но, сударь мой, такой ответ, какой я могу дать, к вашим услугам, или, вернее, как вы говорите, к услугам моей матери; итак, довольно этого, и к делу: моя мать, говорите вы…» – (Миссис Джиавотелла смотрит на меня так, будто я ее пугаю.) – Вы должны подать реплику за Розенкранца, – говорю я и опять-таки с выражением продолжаю: – «Так вот, она говорит ваши поступки повергли ее в изумление и недоумение». Вот видите, я легко цитирую отрывки из «Гамлета» ^[27]. Вы ведь это поняли, верно? Вы ведь не такой уж дерьмовый учитель. Ну что же вы!

Ее лицо становится растерянным, а рот делается похожим на большую букву «О», словно я отвесил ей хорошую оплеуху.

Она встает и идет к своему столу.

Я вижу, как она выписывает мне пропуск.

Она протягивает его мне и каким-то непривычным для меня – отстраненным и строгим – тоном говорит:

– Я здесь, чтобы помочь тебе, Леонард. Рада, что ты нашел «Гамлета» столь вдохновляющим. Не берусь утверждать, будто я в курсе, что с тобой творится, но я обязана доложить начальству о твоем странном поведении. И хочу поставить тебя об этом в известность. Уж не знаю, что там у тебя на уме, но я очень стараюсь быть хорошим учителем. Я трачу массу времени и сил на составление тестов и планов уроков. И я действительно переживаю за всех своих учеников, большое тебе спасибо. – Она продолжает ужасным шепотом: – И коли ты считаешь себя вправе бросать мне такое в лицо, то можешь катиться черту. – А потом произносит, уже гораздо громче: – Если у тебя вдруг возникнет желание поговорить со мной начистоту, я всегда к твоим услугам. Но если ты еще хотя бы раз хотя бы на секунду опоздаешь на мой урок, я не пущу тебя в класс. Ты меня понял?

Я смотрю ей прямо в глаза, вижу, как у нее дрожат веки, и понимаю, что она вот-вот расплачется: наверное, просто ждет, когда я выйду из комнаты. И это будет ее последним воспоминанием обо мне. Сам не знаю почему, но я вдруг чувствую себя ужасно хреново. Словно собираюсь вытащить свой «вальтер» и покончить со всей этой бодягой прямо в кабинке школьной уборной. Если бы мне не надо было вручить еще три подарка и всадить Ашеру Билу пулю в лоб, то я, возможно, именно так и поступил бы.

Я держу в руках пропуск, и теперь уже настает очередь миссис Джиавотеллы смотреть в окно на практически голый японский клен.

Что заставляет печальных людей смотреть на это дерево?

У нее на спине, там, где врезается лифчик, видны жирные складки, и я мысленно задаю себе вопрос: а может, ее в свое время травили в средней школе и обзывали жиртрестом из-за того, что она такая низенькая, толстенькая и неуклюжая? Скорее всего, именно так и оно было, и у меня на душе становится совсем паршиво.

– Вы отличный учитель, – говорю я. – И я сам снял свою дурацкую шляпу. И вообще, я настоящий придурок, так? ФОРМЕННЫЙ придурок. И я не заслуживаю такого замечательного учителя, как вы. Хорошо? И не берите в голову те глупости, что я вам здесь нагородил. Простите, что сегодня помешал вести урок. У меня мозги набекрень. И если вам так хочется, я сдам тест с несколькими вариантами ответов. Я знаю, что вы очень много работаете над планами уроков и…

Но она говорит, не глядя на меня:

– Просто уйди, Леонард. Пожалуйста.

– Вы в порядке?

– Мне бы очень хотелось, чтобы ты ушел прямо сейчас, – произносит она дрожащим голосом.

Что я и делаю.