Со стыда провалиться - Робби Робертсон Страница 15

— Мэгги, тебе на глаза не попадался штопор?

— А у Боба его разве нет?

— Штопор? Нет, не попадался.

— Где-то я его видела.

Ящики буфета были перерыты вверх дном.

— Пожалуйста, не беспокойтесь, — начала я.

— Нет уж, теперь мы должны его найти, — ответили мне.

Я стояла, чувствуя себя так, будто я какая-то извращенка, а все вокруг сбиваются с ног, дабы удовлетворить мои самые нелепые прихоти, раз уж мне это пообещали. В конце концов штопор отыскался, бутылку откупорили, и небольшое количество вина было со всей торжественностью налито в чайную кружку. Публика постепенно начала собираться, а я стояла в окружении библиотекарей и жевала бутерброд, запивая его вином.

— Наверное, надо было дать вам тарелку, — запоздало произнесла одна библиотекарша.

В «Нежданном туристе» Энн Тайлер ^[25] один из героев управлял фабрикой по изготовлению бутылочных пробок. Когда его спросили о работе, он ответил: «Это еще менее увлекательно, чем звучит на словах». То же самое относится и к презентационным поездкам. Позор усугубляется присутствием свидетелей — других писателей, работников книжного магазина. Смущение и жалость на их лицах порой бывают просто невыносимы. Поэтому я езжу одна, без рекламного агента, не желая, чтобы он видел мой стыд. Это, однако, заставляет острее ощущать свою беззащитность.

Помню недавнюю поездку в Глазго на встречу с читателями в уотерстоуновском магазине. На пустынной улице в окрестностях торгового центра за спиной я услышала хриплый шепот:

— Ножик есть?

— Э-э… есть, — ответила я.

Несмотря на пронизывающий холод, какой-то мужчина сидел прямо на булыжной мостовой, склонившись над чем-то похожим на голубя. Вокруг был рассыпан арахис.

— Тогда помоги, — проворчал он.

Я вытащила ножик — складное лезвие, которым я затачивала карандаш для глаз, — и отдала его мужчине. Теперь я увидела: он пытался разрезать нитку, обмотавшуюся вокруг птичьей лапки. Перерезать ее у него не получалось.

— Ну-ка придержи меня, — сердито буркнул он. — Упрись мне в плечи!

Я присела на корточки и положила руки ему на плечи, как мне было сказано.

— А ножик тебе придется выбросить, — сообщил он. — Голуби переносят смертельную для людей болезнь.

Вот досада! Мне очень нравился этот ножик, и другого такого мне нигде не попадалось. Через несколько минут я сказала:

— Знаете, мне пора. Я опаздываю.

— Стоять! — рявкнул он, скрючившись над лиловой чешуйчатой лапкой голубя.

К этому времени я уже безнадежно опоздала, а птица так и не освободилась от нитки. Я сказала мужчине, чтобы он занес ножик в книжный магазин, расположенный дальше по улице, и пошла на встречу с читателями. Аудитория состояла из четырех человек, включая молодого человека в теплой куртке на молнии, который, очевидно, ходил на все литературные мероприятия со своей мамашей только ради автографов. На середине моего чтения дверь распахнулась, голубиный спаситель ввалился в магазин, отдал мне ножик и ушел. Я так и не смогла объяснить слушателям, что это было. Кроме того, они мирно клевали носами.

Подобных примеров великое множество. Книжные магазины, где я предлагала организовать продажу книг с раздачей автографов, а на меня смотрели так, будто я наступила ногой в кучу собачьего дерьма. Выступление в кинотеатре «Елизавета II», где публика просидела в гробовом молчании, а потом, полчаса спустя, мне объяснили, что люди пришли на фильм «Французский поцелуй» с Кевином Кляйном. Официальное мероприятие в Эдинбурге, где перед огромным залом Хантер Дэвис ^[26] обращается ко мне с вопросом: «Ну что ж, Дебора Моггах, вы явно не входите в первую десятку писателей, верно?» Благотворительный обед, который обошелся мне в сто двадцать фунтов (билеты на поезд) и на котором организаторша не только переврала мою фамилию, но и упорно называла мою книгу «Будущие жены», хотя книга (на самом деле она называлась «Бывшие жены») лежала перед ней на столе. Бесконечные «а что, ваше имя должно быть мне известно?», и люди, которые восклицают «вы моя любимая писательница!» и тут же начинают цитировать чужое произведение.

Писатели, если так можно выразиться, связаны с реальностью довольно странным образом, и бывает, что в плохой день мы чувствуем себя такими же несуществующими, как наши герои, или даже еще сквернее. В моем случае положение осложняется тем, что я никогда не видела, чтобы кто-нибудь читал мои романы. Мне говорили, что пару раз мои книжки мелькали в автобусах и поездах, но стоит ли верить этим утверждениям? Если на то пошло, я всю свою жизнь только и делаю, что выдумываю разные истории.

И все-таки унижение некоторым образом придает нам силы. Мы можем использовать этот опыт в своей работе, так же как любой другой. И в глубине души мы сознаем, что заслуживаем его. Все литераторы, которых я знаю, втайне ждут легкого хлопка по плечу, когда голос над ухом произнесет: «Ты что, всерьез думал выйти сухим из воды?»