Поцелуй кувалды - Владимир Антонов Страница 15

С небольшой задержкой автобус двинулся в центр австрийской столицы. Утренняя Вена была совсем другой. Она излучала уверенность и деловитость. Её улицы наводнила серьёзная публика в шляпах, кашне и пальто. Каждый второй нёс в руках портфель. Спешки не было. Люди проживали свой день по расписанию, составленному с чисто австрийской педантичностью и точностью. Выйти на работу из дома позже на минуту – это был нонсенс, которому не было места в австрийском обществе. Так из дней складывались расписанные до мелочей годы, а из них вся жизнь, которая и заканчивалась, наверное, так же по расписанию в определённый день ближе к рассвету. Будучи очень щепетильными, австрийцы предпочитали умирать именно ночью, чтобы никого не побеспокоить. Михаил глядел в окно и завидовал этим людям, их спокойствию и уверенности. «Мне бы тоже хотелось знать, куда идти и что делать. Как на лодке… Форма одежды – вахтенная, местонахождение во время вахты – командный мостик. Задание – исполнять приказы командования. Всё ясно и чётко! Здорово!». – Миша вздохнул и перевёл взгляд на пассажиров автобуса. Он уже давно забыл, что именно это тупое выполнение уставных предписаний и стало одной из причин его разлуки с Северным Флотом. Сейчас издалека и по прошествии долгого времени служба ему казалась совсем другой – увлекательной, интересной, нужной и полезной для страны. По поводу двух последних пунктов он, конечно, был прав, а вот с первыми двумя явно перестарался. Ничего там увлекательного и интересного никогда не было!

Автобус остановился напротив солидного серого здания, в котором находился офис знаменитого Сахнуда – организации, в течении долгих лет выполняющей функции принимающей стороны и посредника в решении эмиграционных вопросов для сотен тысяч советских евреев. Фира с Вениамином, наконец, прекратили спорить, куда им направиться из Австрии. Ему удалось окончательно убедить жену в том, что лучше жить в маленькой Беер-Шеве в Израиле, но с хорошей работой и деньгами, нежели, чем на Брайтон Бич в огромном Нью-Йорке, но на пособии по безденежью. Они вышли из автобуса первыми с гордым видом людей, принявших жизненно важное решение. В этом и в самом деле было их резкое отличие от остальных, подобного решения не принявших и которых ожидала неизвестность за дверями офиса. Люди нервничали и выглядели жалко. Там могли отказать в разовой денежной помощи, а это целые триста долларов на каждого. Там могли не поверить в твоё еврейство и отправить в какую-нибудь другую организацию. Только мысль об этом была настоящим кошмаром. Всякое могло произойти, только не с Фирой и Веней! Охрана пересчитала прибывших, сверила имена со списком и пропустила людей во внутрь. Миша плёлся в самом хвосте, подталкиваемый адмиральшей. Ему было страшновато. – «А вдруг они знают, что я агент морской разведки? Их Моссад – не наше КГБ или американский ЦРУ. К ним поступает информация со всего света через их разветвлённые сети агентов мирового сионизма. Может Валерий Павлович – обычный двойной агент и работает на Массад тоже? Он хоть и не похож на еврея, а вдруг?». – Откуда у него появились такие мысли, Миша сказать не мог, но они реально не давали ему покоя с момента, как автобус остановился напротив серого здания.

Быстро уладив дела с евреями, выразившими готовность сегодня же улететь в Израиль, их помимо Фиры и Вени оказалась ещё одна малодетная семья из Москвы, сотрудники Сахнуда приступили к тем, кто оказался двойными изменниками родины! Их было шестнадцать! К ним относились те, кто сначала изменили своей первой и настоящей Родине и покинули её, размахивая израильской визой, а потом с такой же лёгкостью изменили своей Исторической родине, Израилю, вдруг «передумав» по дороге и переменив конечный пункт назначения на США, Канаду или Австралию. Но никому не было стыдно, кроме Михаила. Остатки офицерской чести пробудили в нём какое-то подобие этого чувства, и он даже покраснел немного, когда в заявлении на отказ от поездки в Израиль указал США, как страну, куда он собирается ехать на самом деле. В качестве причины он назвал «неожиданно изменившиеся обстоятельства». Остальные пятнадцать назвали ту же причину. Когда с заявлениями было покончено, один из работников Сахнуда сказал несколько слов по поводу происходящего. В частности, он сказал, что с этого момента правительственные организации Израиля слагают с себя ответственность за дальнейшую судьбу евреев, отказавшихся лететь в Израиль, и передают их на попечение международных сионистских организаций. Ещё он сказал, что прямо сейчас каждый из присутствующих имеет возможность и право изменить своё имя, написав заявление, которое тут же будет заверено международным нотариусом. В дальнейшем во всех официальных документах будет использоваться только новое имя. Среди собравшихся произошло лёгкое волнение.

– Не нравится мне имя Галя, – сказала Галя, повернувшись к Михаилу, понуро уставившемуся в пол, – давай я поменяю его на Джессика или Мадонна. А фамилию мы изменим с Филонова на Филоне с ударением на второй слог «ло». Послушай, как звучит Джессика Филоне! – отпад! Я хочу – хочу – хочу! С таким именем можно сразу в Голливуд ехать и сниматься с Джорджем Клуни, например. А ты будешь Майклом Филоне – тоже неплохо… Italiano vero!.. Всю жизнь мечтала о муже-итальянце… – Галя внезапно остановила свой словесный поток и внимательно поглядела на Мишу… – Как ты похож на мафиози, Майкл, как я тебя люблю, Дон Майкл Филоне!..

Тем временем тот же работник объяснял, что думать об этом надо серьёзно, потому что вернуть старое имя будет потом почти невозможно. Только если вернуться назад в Советский Союз и обратиться в ЗАГС по месту старого жительства со всеми доказательствами. Возможно придётся даже обращаться в суд там же по месту старого жительства. Миша очнулся.

– Слушай, Джессика, или, если хочешь, Мадонна! Делай, что хочешь. Хоть Джиной Лоллобриджидой назовись, но сисек-то у тебя таких, как у неё, всё равно не будет… – Сильный удар в бок лишил его воздуха на целые пол минуты. На этот раз бок был правый и пришёлся по печени. «Не надо было садиться слева от неё. Опять ошибка, за которую приходится расплачиваться печёнкой, – подумал Миша, но промолчал, пытаясь восстановить дыхание. Потом немного отодвинулся. – «Вы только посмотрите, как она эмансипировалась только за одни сутки. Уже два раза меня поколотила! Ещё раз попробует, я ей объясню про Северный Флот и про то, как должны вести себя жёны офицеров».

– Чем это тебе моя грудь не нравится? – вызывающе спросила супруга. – В общем, ты как хочешь, а я имя поменяю.

С этими словами уже почти что не Галя Филонова, а Джессика Филоне, проследовала к столу, за которым сидел нотариус.

Примеру Гали последовали немногие. Зинаида, которая тоже хотела поменять имя на что-то голливудское, была резко пристыжена мужем Альбертом.

– Как ты потом будешь смотреть в глаза матери, давшей тебе это имя. Нет! – пока мама жива ни ты, ни я имени менять не будем, – с ноткой патетики в голосе дал он отпор жене. – Хотя я бы, конечно, от своего отчества Мордыхаевич отказался. Не современное какое-то имя Мордыхай. Какое-то средневековое. Стал бы просто Альбертом Ковецким. – Он подошёл к зеркалу, висящему на стене приёмной, повернулся в пол – оборота и ещё раз повторил медленно и со значением: – Альберт Ковецкий!

– Да-да, масюнечка, давай уберём этого Мордыхая. Тебе не идёт такое отчество. Но лучше не отказываться совсем от отчества, а взять, например, имя Альберт Робертс Ковецкий или Альберт Бенджамин Ковецкий. А папа не обидится, потому что мы папе не скажем. – Зинаида была наполнена энтузиазмом и пыталась заразить им своего мужа. На самом деле она преследовала цель самой поменять хотя бы первое своё имя на что-то созвучное имени Саманта или Моника. Но для этого надо было сначала решить вопрос с отчеством мужа. К моменту, когда нотариус освободился, оформив перемену имени Гали, Зинаида свой вопрос решила. Теперь она была Моникой Ковецкой без отчества. Просто Моникой!