Поезд - Анатолий Курчаткин Страница 15

– Здорово как! – воскликнула ева. И протянула припоминающе: – Помню-помню. Это такой белый диск. Невозможно смотреть на него.

– А и нечего было смотреть на него, – сказал адам. – Ночь или день – не все равно. Главное, чтобы поезд пер. Чтобы никаких поломок, чтобы пер, пер, пер!

– А вот еще вам, – непонятно к кому на этот раз обращаясь, сказала, склоняясь со своей верхотуры вниз, женщина. – Послушайте: «Любое, даже самое громкое деяние нельзя назвать великим, если оно не было следствием великого замысла». Точно, да? И дальше: «Деяние и замысел должны соответствовать друг другу, не то заложенные в них возможности так и останутся неосуществленными».

– Так. И что? – дослушав женщину, обратил адам к ней лицо. – Это вы к чему? Что вы этим хотели сказать? Я что-то не понял!

Мужчина успокаивающим жестом положил адаму на плечо руку:

– Так это, ни к чему. Просто мудрость. Не поняли – и забудьте.

Дверь с грохотом рванулась из косяка, поехала в сторону, и на пороге возник проводник. Оглядел купе, поводив глазами из стороны в сторону, влево-вправо, вверх-вниз, и удовлетворенно кивнул:

– Хорошо! Орет во всю мощь. Можно чуток и потише. А то, когда так громко, тоже слышать перестаешь.

Он, похоже, был немного навеселе – галстук сдвинут набок, фирменный пиджак расстегнут, ворот рубашки расхлюстан – и оттого благодушен, глаза его блестели от довольства жизнью, собой, тем, что во вверенном его заботам хозяйстве все обстоит наилучшим образом, как должно.

– Во-во, вот так, нормально, – махнул он рукой, показывая мужчине, какую громкость оставить, и подмигнул: – Что, чайку, может быть? А? Хочется чайку?

По его улыбке, по тому, как он подмигнул, мужчине было яснее ясного, что предложение чая – это такой род забавы. Попросить, конечно, чая можно, но принесен он не будет. Какой там чай.

– Нет, спасибо, – отказался мужчина.

– Ну, нет так нет. – Проводнику было обидно, что не удалось позабавиться всласть. – А может, все же принести?

– Да нет же, – окончательно испортил ему кайф мужчина.

– Ладно тогда, – сказал проводник.

Выступил в коридор и вновь с грохотом закрыл дверь.

– Что?! – вопросил мужчину адам. – Видите? Проводник же вам и сказал: потише. Сам! А можно, уверен, было договориться, чтоб и вообще выключить.

– А что же вы ни словом об этом не заикнулись?

– А не ко мне обращались.

– Вполне можно было обратиться и самому.

Адам сделал совершенно несвойственное ему постное лицо:

– Я, знаете, достаточно хорошо воспитан.

Мужчина не хотел – и всхохотнул:

– В самом деле?

– В самом деле! Да! А что? – рьяно вступилась за отца своего будущего ребенка ева.

– Послушайте еще, – голосом, полным отраженного хохотка мужчины, проговорила сверху женщина. И выставила с полки руку с книгой: – «Истинно благородные люди никогда этим не кичатся». А вот с другой страницы: «Любой наш недостаток более простителен, чем уловки, на которые мы идем, чтобы их скрыть».

Женщина читала, – адам начал переодеваться, облачая себя в одежду, в которой ходил работать.

– Ну все, хорош грузить, – оборвал он женщину, когда она дочитала вторую максиму. – Нечего массы просвещать, они и так все знают. Вот если производится нападение с применением огнестрельного оружия скорострельного боя, а вы вооружены только пистолетом, как вы будете в этом случае действовать?

– Никак, – ответила ему женщина сверху. – Я не охранник.

– Только без иронии! – сказал адам, поддергивая на себе пятнистые просторные штаны камуфляжной формы и принимаясь звенеть пряжкой ремня. – Профессия охранника сейчас самая востребованная и почетная. Охранник, я бы заметил, – символ времени.

Это было точно, он был прав: охранников стало вокруг – каждый второй. Почти все молодые ребята из вагона ходили в камуфляже, грохотали тяжелыми ботинками, подбитыми металлом, стриглись как ежи. Никогда прежде в вагоне, еще до того, как он опустел, мужчина и женщина не видели такого количества людей, работающих охранниками. Можно было подумать, поезд на одной из остановок набили некими сокровищами, и теперь требовалось стеречь их и стеречь.

«Что вы там все стережете?» – хотелось спросить мужчине. Но он прекрасно знал, что ответа не будет, и воздержался.

11

Ева, как это у них было заведено, выкатилась из купе, практически, следом за адамом. Женщина спустилась вниз и села на полке, вытянув перед собой ноги.

– Ух, хоть немного отдохнуть, – выговорила она.

– Ну да, какой отдых, когда гости! – ответил ей голос из-под стола. С улыбкой до ушей оттуда выбирался жираф. – Гости – это всегда хлопоты, а раз хлопоты – какой тут отдых?

– Ой, кого вижу! – Женщина сама расплылась в улыбке шире, чем у жирафа. – Вот, наконец, сообразил, когда прийти. А то что же: когда здесь эти!

– Упрек справедливый. Принимаю – и с чувством вины склоняю голову. – Жираф медленным движением согнул шею и прижал голову к груди. Подержал ее так мгновение и разогнулся. – Что? Прощен? Едем дальше?

– Едем, едем, – сказала женщина.

– Уф, слава Богу! – отозвался жираф. – Хуже нет, как стоять на месте. Терпеть не могу стоять на месте. Вот за что я люблю американцев – никогда не стоят на месте. Всегда в движении. Я, пожалуй, готов даже простить испанцев. Знаете за что?

– Да, за что? – спросила женщина.

– За Колумба. За то, что ему не сиделось на месте и он открыл Америку. Колумб, он ведь испанец?

– Бродяга он безродный, – сказал мужчина, не позволявший себе до этого встревать в разговор женщины и жирафа и наблюдавший за всем со стороны. – В Генуе родился, так испанец? Есть сведения, он был итальянским евреем.

– М-да? – Жираф изобразил огорчение. – Жалко. Значит, испанцам придется жить не прощенными мной.

– Ну, они, наверное, как-нибудь перебьются, – с покровительственностью, которая всегда прорезалась в ней при общении с жирафом, произнесла женщина.

– Да, придется им перебиваться, – подтвердил жираф. – Как я душевно ни щедр, но доброта моя не бесконечна.

О, он был мастер точить лясы. Что он мог бесконечно, так именно что точить лясы. Только отбивай посланный им мяч обратно. За этой игрой он мог забыть обо всем, даже и о деле. Если оно, конечно, имелось. А нынче оно имелось.

– Где же твой приятель? – спросил мужчина. – Что ты его выдерживаешь?

У них с женщиной – после той встречи с жирафом и американцем в тамбуре – произошло долгое, тяжелое объяснение. Она не верила в искренность американца, ей мнился здесь какой-то обман, подвох; но по прошествии самого недолгого времени в ней вдруг проснулось горячее, нервное нетерпение, она стала ждать появления жирафа с американцем как некоего судьбоносного события. И мужчина видел, как, обрадовавшись жирафу, балагуря с ним и насмешничая, она тут же вся напряглась и на самом деле хочет сейчас одного: чтобы ее обидчик поскорее предстал перед нею. Ну, когда? – читалось в ее глазах.