Оспожинки - Василий Аксенов Страница 15

– Я?

– Ну не я же.

– Да нормально.

– Нормально… вижу, что нормально. Дети-то как там… не болеют?

– Нет.

– Хоть и болеют, да не скажешь…

– Ну, говорю же, не болеют.

– Он говорит… Тебе и верить… Надо красавиц всё… Нашли.

– Мама, ну хватит.

– Вот тебе и хватит. Брал бы уж ровню, чуть моложе… Ладно. Я уж соскучилась по ним – по твоим Катьке и Серёжке. Как они учатся?

– Нормально.

– Вроде смышлёные… должны уж. Они в каком?

– Я говорил тебе.

– А мне хоть сто раз говори, заговорись хоть… услышу только, и забыла.

– Катя – в седьмом, Серёжка – в пятом.

– Уже большие. Не заметишь… Позавтракали. Говорит мама:

– Ну вот, слава Богу, очередь отвели… Теперь уж терпим до обеда.

– Спасибо, – говорю.

– На здоровье, – говорит мама. – В кухню посуду только унеси, а я, чуть отдохну, потом помою.

Стал собираться я – в таёжное переоделся. Принёс из кладовки сапоги болотные и спиннинг, поставил около двери.

– Опять куда-то и намерился?

– Это потом, а не сейчас… Лампочка, – говорю, – во дворе грязная, протру… плохо уж светит. И выключатель сделаю пониже.

– Ну, это надо. Заодно уж… Там желобник на стайке ветром сдвинуло – течёт, стена уж в плесени… поправил бы.

– Поправлю.

– После уж, время как-то выбери… На грядке палки… где горох… ты бы их вытащил да под навес сложил, чтобы там зря-то не торчали и не гнили. Да и гряда, где помидоры… нечего ждать их, не назреют, завтра сниму, какие есть… чернеют чё-то…

– Помха.

– А?.. Там тоже палки – выдерни и их… Чё-то сказал?

– Да так я. Ладно, – говорю.

– Но это после можно, уж не к спеху, – говорит мама. – Я полежу немного – голова не дюжит, кругом.

Пошла к кровати – как на ветру её мотает. Больно смотреть.

– Вон чё, вон чё… Как не упасть, не расшибиться бы об чё.

И я пошёл. Походкой твёрдой.

Выкрутил во дворе лампочку, помыл её, вкрутил снова. Выключатель ниже, чем он прибит был прежде, прикрепил. Подался в огородчик, палки из земли вынул, унёс их под навес, сложил там – ждать до следующего лета. «Если кто будет жив ещё, конечно, кому понадобятся, может», – мама бы непременно так сказала. А я молчу.

Домой пришёл.

В гостях подружка мамина – Грудинина Наталья. Лет ей семьдесят, чуть, может, больше. Ишшо молодая. Давно уже пенсионерка. «Работала, – жалуется, – работала, на шиш без масла заработала… Пенсию платят – кот наплакал, им бы, кто платит, на такую жить». – «Не ты одна, – утешает её мама. – Со всеми так теперь». Наталья с мамой соглашается, но добавляет: «Со всеми так… кто не ворует».

«Ноги не ходят. Бедная. Хуже меня. Ещё не старая, – говорит о ней, сочувствуя ей, мама. – В лесу работала, на сплаве, и застудила их – теперь страдат. Вроде, по молодости, ладно, всё нипочём, но нет, после всё скажется, повылезают все болячки. Они, болячки-то, заходят в нас пудами, а выходят золотниками… Не берегём себя, а надо бы. Да умто где у молодых… в штанах. Потом спохватишься, да поздно». – «А ты-то, мама, – спрашиваю, – в молодости берегла себя?» – «Дак как же… И я такая же была, – мне отвечает. – Теперь за всё вот и плачу».

Приехала Наталья в Сретенск лет десять назад, с низовки. «Продала там всё, чё нажила… ковёр персидский, мебелишку… за бесценок. Едва хватило здесь на развалюху… Ну, хоть – под крышей – сверху не течёт». – «Большое дело, – говорит на это мама. – От ветра стены, и живи». Был у Натальи муж, низовский, из кержаков, да утонул в Ислени во время рыбалки на красну рыбу. Зацепило его крючком самолова и выдернуло из лодки. Не успел нож достать и перерезать бечеву. И не успеешь, нож-то когда не под рукой окажется, – «валялся в лодке». Напарник в это время крепко спал; предположил уж после. Лодку прибило к берегу когда, тогда проснулся – плыть далеко назад пришлось. Что так вот всё и произошло, никто даже и не усомнился – дело обычное. Осенью уже, перед тем, как Ислени встать, нашли его, бывшего Натальиного мужа, в мешке, в который на повороте реки плывущий лес ловят, – кошкой случайно зацепили, искали ею самолов. «Узнали тока по одёжке… да просигар в кармане был… Они идь, трезвые-то, не рыбачут, – говорит Наталья, рассказывая про своего мужа-утопленника и про других рыбаков на Ислени. – Выпить сначала надо, уж потом… Глаза на лоб, как фонари, ну и попёрли… Чё им Ислень тогда, и море по колено». Жить там без мужа не смогла, сюда приехала – поближе к сыну.

Дети у неё, у Натальи, живут в Елисейске. «Без работы вот, а запиваются… находят деньги». Так говорит о них мама. Два сына и невестки. Как у Натальи пенсия, и в гости приезжают. «Так-то хорошие ребята, работяшшие. Работы нет нигде, дак худо. Ещё и эти-то, наркотики… уже и их употребляют. Ладно, уж мужики хватаются за рюмку, несчастье тоже, а жёны пьют когда – беда».

Собирала Наталья деньги себе на операцию, копила. С почками что-то у неё. Один из её сыновей с женой приехали, ночь ночевали, отбыли назавтра – и деньги сплыли. Мама ей одолжила сколько-то. «Ты уж, – говорит, – мила моя, храни их, эти деньги, детям не показывай». Та обещает: мол, не покажу. Но мама сетует: и эти, дескать, украдут – она ж, Наталья, – полоротая.

Приходит часто к маме, делится заботами.

– Здравствуйте, – говорю.

– Здрастуй, Ваня, – говорит Наталья. Глаза у неё большие, карие – как у коровы; добрые. – Мать приехал попроведать?

– Да, – говорю.

– И молодцы – не забываете.

Мама внимательна – как будто слышит: сидит, кивая головой.

Они, мама и Наталья, чай с пряниками пить стали. Я подался на веранду.

Долго они чаёвничали, беседуя. О чём? О разном – не вникал.

Ушла, слышу, Наталья.

Снасти рыболовные сижу перебираю, что оставить, что выкинуть, решить не могу – всё жалко. Как Плюшкин. Леска – отцовская ещё, пересохшая, и ту храню – уже как память. Всё то 0,8, то 0,9. Куда такая? Крючки – кита ими ловить. Ни тонкой лески, ни мелких крючков отец не признавал. «Вдруг, – опасался, – крупная где схватит… малый крючишко сразу же сломат… на этом вытяну, надёжно». Ну и ловил одних ершей – уж был доволен. Охотником он, отец, слыл знатным, а рыбаком вот – никудышным. Ну а на речке быть любил.

И я вот тоже.

Слышу, шаркает по полу своими тапками на кожаных подмётках мама. Шторы раздвинула, заглядывает на веранду.

– Ты тут?

– Я тут.

– Не надоели мы тебе?

– А что вы мне?