Я не такая. Девчонка рассказывает, чему она "научилась" - Лина Данэм Страница 15

Итогом стала мучительная связь, к концу которой мы имели (в цифрах):

1,5 раунда секса;

1 совместный душ (для меня первый);

около 7 душещипательных стихотворений с описанием «шлепков наших тел друг о друга в ту ночь»;

1 совершенно лишний тест на беременность.

А еще однажды я явилась к нему на вечеринку с красным текущим носом и остаточными признаками мононуклеоза, умоляла отойти со мной в уголок и поговорить, после чего упала в обморок. Кайл, сосед Майка по комнате, повез меня домой и убеждал, что я должна себя уважать.

* * *

Я выучила слово «изнасиловать», когда мне было семь лет, но не совсем верно его поняла, при этом использовала где ни попадя. Однажды я сидела на диване с книжкой, и ко мне затопала моя двухлетняя сестра. Штанишки ее пижамы, разрисованной воздушными шарами, отвисли под тяжестью подгузника. О, как несправедливо, что приходится жить в одном доме с ребенком! Грейс ужасно хотелось поиграть, и она обхватила руками мои ступни и лодыжки. Не дождавшись реакции, она принялась карабкаться на меня, как на горку, по-малышовому булькая от смеха.

— Мам! Пап! — закричала я. — Она меня насилувает!

— Что она делает? — спросила мама, безуспешно пытаясь скрыть улыбку.

* * *

С Майком у меня был первый опыт орального секса. Это произошло после благотворительного вечера в поддержку Палестины, у меня в комнате, на полу. Ощущение было странное, словно меня жует чужой ребенок. Наш первый секс числился всего лишь вторым в моей жизни. Майк поставил африканскую музыку и стал целовать меня так, будто с неохотой выполнял приказ надзирателя. Я вцепилась в него, полагая, что он даст мне знать, если секс должен быть другим. Кончая, он испустил серию испуганных вскриков, как попавший под дождь котенок. Я двигалась, пока он не велел мне остановиться.

* * *

Мы с Нони стоим у газетного киоска напротив детского сада Грейс и ждем, когда за нами приедут на машине. Мне девять лет. Исполнилась моя мечта — в тот день меня освободили от школы, но провести его так, как хотелось, не вышло. Нони — моя няня из Ирландии. В шестнадцать лет она попала в тяжелую аварию, из-за которой у нее плохо открывается рот. Ее волосы хрустят от лака, и она носит короткие леггинсы, обнажая загорелые икры. Мы листаем журналы и пьем холодный чай. Продавец останавливает на мне взгляд, и внезапно по моей спине бежит холодок. Я уже знаю, как произносится это слово.

— Нони, — шепчу я в панике, — Нони!

— Что такое?

— По-моему, он пытается меня изнасиловать.

* * *

Я помогала Майку и Гольдблатту покупать щеглов для художественной инсталляции. Из-за чьей-то неосторожности щеглы разлетелись по ванной Ренсон-коттеджа, и тут я вспомнила навыки, полученные во время волонтерства в Одюбоновском обществе: загнала птиц в темный угол и собрала по одной. Щегол трепыхался у меня в руках, а я думала, что чувствовать биение обнаженного сердца ближе может только хирург. Птица начала клеваться, но я не брезглива и просто сунула ее обратно в клетку. Много ли девушек могут вот так?

* * *

В мае Майк окончил колледж, а с ним и вся его шайка-лейка: Гольдблатт, Кайл (специалист по коста-риканской культуре) и Куинн, занимавшийся текстилем — его выпускной проект включал разработку моделей купальников с дырками в районе промежности. Остался только Барри. Теперь он считался старшим старшекурсником — избыточное определение для тех, кому предстояло отучиться еще один семестр.

Мы с Одри сошлись во мнении, что Барри — тип не из приятных. Его усы могли бы одинаково подойти нелепому моднику из Уильямсбурга [39]и охотнику на крупную дичь. Он носил белые кроссовки Reebok, модель из видеоролика детской гимнастики годов восьмидесятых. Подрабатывал в библиотеке, я часто видела его там: он крадучись ходил между стеллажами и наобум расставлял книги. В компании он привлекал внимание агрессивной маскулинностью и низким голосом, которому позавидовал бы Барри Уайт. Однажды на вечеринке он ударил девушку прямо в грудь. И еще он был республиканцем. Имелись все причины избегать его, и непонятно, почему его так привечали в гостиной Ренсон-коттеджа.

Начался второй «старший» семестр. Барри ходил как потерянный. Друзья уехали, и он стал мягче. Подолгу стоял перед дверью студенческого совета, курил сигарету и пинал камушки. Сидел на старом месте Майка в компьютерном классе, как собака, оставшаяся без хозяина.

Ну и кто теперь круче всех?

* * *

Вечеринка в помещении над видеомагазином была как никогда шумная. Одри одолжила мне наряд — шикарное платье с запáхом, мы с ней выпили по две бутылки пива, после чего удалились, чтобы поделить ксанакс, оставшийся у нее от перелета во Флориду в компании бабушки. Таблетка подействовала быстро и сильно, и когда мы вернулись к обществу, мною уже владел абсолютно чуждый мне тусовочный азарт. Одри, наоборот, почувствовала головокружение и после долгих колебаний отправилась домой, взяв с меня обещание осторожно обращаться с платьем. Мне ее остро не хватало, пока я не занюхала маленькую щепотку кокаина, насыпанного на ключ. После этого я целовалась с первокурсником, танцевала в очереди перед уборной и там же продемонстрировала народу, как легко распахивается платье Одри, попутно объяснив, какое «фуфло» отделение литературного творчества.

Все мои друзья разошлись. Я искала Одри, хотя она предупредила меня, что уходит, и я это наблюдала. И тут я увидела издалека своего приятеля Джои. Милый, неуклюжий Джои, диджей и лапочка, исполненный мичиганской гордости. Да, это его куртка фирмы Members Only. Высокий, теплый и точно меня спасет. Я подобралась сзади и прыгнула ему на спину. Он обернулся. Это был не Джои. Это был Барри. О боже. В голове пронеслось что-то похожее на звук, которым сопровождается неверный ответ в японских ток-шоу. Ау-оу.

— Давно тебя не видел, — сказал Барри.

— А мы и не знакомы, — сообщила я. — Мне надо пописать.

* * *

Барри ведет меня на парковку, и я прошу его отвернуться. Когда я спускаю колготки, чтобы пописать, он засовывает в меня пальцы, как будто решил закупорить отверстие. Не могу сказать, почему не останавливаю его: не могу или не хочу.

На обратном пути я вижу своего приятеля Фреда. Он следит за тем, как Барри ведет меня домой, держа за предплечье (видимо, я сказала ему, где живу), и выкрикивает мое имя. Я не обращаю внимания. Тогда он подходит и хватает меня. Здесь Барри на минуту пропадает из поля зрения, остаемся только мы с Фредом.

— Не делай этого, — говорит он.

— Не хочешь проводить меня — оставь в покое, — невнятно произношу я с выражением глубокой боли, которую раньше у себя и не подозревала. — Просто оставь меня в покое.

Фред качает головой. Что тут поделаешь?

* * *