Художник войны - Максим Бутченко Страница 15

ДНР и ЛНР согласились на перемирие до 30 июня.

Самопровозглашенные Донецкая и Луганская народные республики согласились на перемирие с украинскими военными до 30 июня. Об этом заявил премьер-министр ДНР Александр Бородай.

Заявление было сделано по итогам очередных консультаций по урегулированию конфликта, которые прошли в Донецке. Предыдущий раунд состоялся 23 июня, в нем приняли участие представители Украины, России, ОБСЕ, а также ДНР и ЛНР (по итогам предыдущей встречи также было принято решение о перемирии, впрочем, боевые действия в регионе после этого не прекратились). Бородай сослался на поступившую информацию о том, что президент Украины Петр Порошенко готов продлить формальное перемирие на 72 часа (об этом сегодня сообщили неофициальные источники). По словам премьер-министра, ополченцы решили поступить так же.

РИА Новости, 27.06. 2014 г.

Сергей знал, что у них в семье, мягко говоря, не все в порядке. Брат мучился с женой, но ради детей терпел. Как теперь ему помочь? Позвонить отцу? Но они давно не разговаривают. Отец считает Сергея чуть ли не сопричастным к Майдану: тот отправлял из Германии деньги для революции, потом собирал с волонтерами финансы на аптечки и снайперские винтовки.

Вначале отец звонил ему по Skype и упрекал в том, что он не поддерживает родных. Потом грозился приехать в Киев, чтобы «резать всех подряд, как укры режут людей на Донбассе». Сергей пытался доказать: все это слухи, российское ТВ откровенно врет, а «Правый сектор» на выборах набрал всего 1 %. Но отец не любил киевлян еще с 2005 года, со времен «Оранжевой революции». Остатки этой нелюбви постоянно поддерживали местные политики – чего только стоит антифашистский митинг, организованный Партией регионов за год до Майдана. Он не мог объяснить причины ненависти, от которой захлебывался, но она медленно росла в нем, подобно зверю. В один из дней они долго спорили.

– Украинские войска ведут себя, как люди Третьего Рейха, – с пеной у рта говорил Анатолий. – Вот недавно соседка рассказывала, что ее сестра в Счастье живет. Там, говорят, укры ходят по квартирам, вытаскивают за волосы тех, кто голосовал на референдуме за независимость, и пристреливают прямо в подъезде.

– Папа, это ложь, – отвечал Сергей. – Понимаешь, задача Кремля – стравить нас. Ну кто будет такое делать в здравом уме? Наоборот, пишут, что «ополченцы» вспарывают животы пленным добровольцам. Чеченцы отрезают им уши, а войска «Новороссии» стреляют по жилым домам.

Казалось, разговор заходил в тупик, и тогда сын начинал обращаться к отцу теплее, чем обычно. Еще миг, и на сердце отца расколется ржавый железный кожух, а его осколки полетят прочь.

– Папуля, помнишь, как мы шли по дороге, а я сказал, что ты важен для меня? Помнишь, как после выпускного говорил, что люблю тебя? А как делал массаж, когда у тебя спину прихватило? Ну разве я мог измениться так сильно? Почему ты не веришь, что я говорю правду? – спрашивал сын немного растерянного отца.

Изображение на мониторе ноутбука задергалось. Анатолий замешкался, явно желая сказать в ответ что-то жесткое, но на секунду в самой глубине сердца, словно иглой, кольнуло родительское чувство.

– Как ты не поймешь, мы хотим жить без олигархов, которые пьют из нас последние соки, – медленно проговорил он. – Это же так просто – желать справедливости.

– Но каким образом, отец? – вскричал Сергей. – Откуда у «ополченцев» оружие? Откуда «Грады», пушки, танки Т-72? То, что состоит на вооружении российской армии? Ради идеи вы готовы страдать, но идею эту для вас придумали, она не ваша, чужая! Теперь Путин хочет, чтобы война разорвала Украину на рваные части, так ему спокойнее, так он сохранит власть. Сколько Порошенко у власти? А сколько были регионалы? Так кто вас довел? Вы будете просто пушечным мясом!

– Фашист майдановский! Ты мне не сын, приедешь в город, я тебя первый сдам в руки ополчения! – в сердцах сказал отец и бросил трубку.

Сергей не перезвонил. То, что он «менее сын», чем Антон, Сергей понял давно. Отец любил младшего, видел в нем воплощение себя – кудри, глаза, увлечение живописью. Однажды в детстве, зимой, когда оба брата находились у бабушки, они пошли с соседскими детьми кататься на картонках с заснеженных холмов, которые возвышались над небольшой речушкой. Ребята скатывались с крутого спуска и плюхались в сугроб у самой кромки реки.

Антон уговорил мальчишек отойти от привычного места и скатиться чуть дальше, ниже по реке – там и холм был круче, и сугробы больше. Как Сергей ни старался их отговорить, подверженный внезапным душевным порывам Антон настоял на своем. Первым с нового холма спускался восьмилетний Сашка. Умостившись на картонке, он с криком прыгнул вниз. Крик, только уже более громкий и дикий, продолжился после остановки ездока – оказывается, сугроб прикрывал поваленное дерево, и Сашка со всей силы при торможении ударился левой рукой, моментально ее сломав. И хотя виноват был Антон, как зачинщик, отец, пожалев младшего, крепко выпорол Сергея. С тех пор Сергей часто замечал, что папа выгораживает и лелеет своего любимца. Мама, конечно, старалась сгладить отвержение старшего, но как заставить отцовское сердце полюбить?

Сергей стоял перед дверью своей немецкой квартиры и думал, как ради брата изменить свое отношение к отцу, но не нашел силы для прощения. Покопавшись в телефонной книге, нашел кое-что полезное – контакты Збигнева Потольски, польского эксперта ОБСЕ по Украине, который в то время как раз работал в Луганской области.

И вот теперь он ему может пригодиться. Спустя полминуты в трубке раздался знакомый голос Збигнева. Тот обещал помочь – как раз сформировался «кабинет министров» самопровозглашенной республики, которая заняла почти всю территорию Луганской области, кроме кусочка северной части. Рядом образовалось еще одна «республика» – «Донецкая народная». Обе договорились объединиться в одно новое образование – «Новороссию». Сергей слышал об этом, когда в первый раз президент России Владимир Путин сказал о той части Украины, где сепаратисты воевали с украинской армией. И если раньше это казалось блефом, то теперь украинские войска и добровольческие батальоны отступали – со стороны России вошли 4 тысячи военнослужащих регулярной армии и около 500 единиц бронетехники. Збигнев рассказывал об этом, а голос его немного дрожал. Официальная позиция ОБСЕ не совпадала с его данными – иностранные эксперты долгое время «не замечали» российских войск.