Там, где цветут дикие розы. Анатолийская история - Марк Арен Страница 15

Не успел он войти в квартиру, как ему навстречу вышла внучка и, обняв, крепко поцеловала. Несмотря на пережитые им потрясения, он почувствовал, что Кадира чем-то расстроена. В другой раз Мустафа непременно об этом ее бы спросил, но сейчас все, что не было связано со свалившейся на него новостью, казалось таким мелким…

Задумавшись, он не сразу увидел, что она держит в руках какую-то коробочку. До старика вдруг дошло, что внучка приготовила ему подарок.

— …Самая лучшая модель, и кнопки здесь крупные, тебе будет удобно, — говорила Кадира, доставая из коробочки сотовый телефон. — Я уже все настроила, здесь все наши номера. Вот посмотри, нажимаешь вот эту кнопку…

Она что-то объясняла ему, время от времени откидывая челку со лба, и было видно, что ее заботит что-то другое, а вовсе не то, сумеет ли дед воспользоваться этим подарком.

— Спасибо, родная. — Мустафа все же растянул губы в улыбке и, мельком глянув на телефон, опустил его в карман пиджака.

«Кадира грустна, я тоже невесел, — думал он. — У нее что-то случилось? Или мне только кажется, что весь мир теперь должен делить со мной мое горе?»

— Как хорошо, что ты подоспел. Мы как раз собираемся ужинать, — вернули его к действительности бодрые слова дочери, вышедшей из кухни с блюдом дымящегося плова.

Обняв и поцеловав Лейлу, он вошел в комнату и устало опустился на стул. Следом за ним появился его старший сын Демир и, приобняв Мустафу за плечо, сел рядом.

— Отец, ты нас приятно удивил. Мы ожидали тебя завтра, — сказал он, обращаясь к старику.

— Так получилось, — немногословно ответил тот.

— Ну и ладно, что так получилось, — довольно потирая руки, ответил Демир и спросил: — Может, хочешь привести себя в порядок после дороги?

— Да, ты прав, я пока приму душ, — спохватился Мустафа и, провожаемый внимательным взглядом сына, вышел из комнаты.

Когда он вернулся, все были уже за столом. Заняв место во главе стола, он кивнул дочери, и та положила ему в тарелку большую ложку плова и корейку баранины. После этого она положила брату, дочке и себе.

Ужинали молча. Время от времени сын поглядывал в сторону Мустафы, но тот, погруженный в свои мысли, безмолвствовал. Подождав какое-то время, сын не выдержал и спросил:

— Ну что же, отец, рассказывай, как там Сулейман?

— Не знаю, — лаконично ответил Мустафа.

— Как не знаешь? — вскинул брови Демир.

— Меня не пустили в Женеву, — сказал Мустафа.

— Почему? — удивился вновь сын.

Мустафа промолчал. Он чувствовал, что вопрос Демира был просто данью вежливости. Сказать, что братья не ладили между собой, — значит ничего не сказать. Они просто как бы не замечали друг друга. Разлад этот начался еще в детстве и со временем вырос в пропасть, разделявшую их. Мустафа чувствовал, что в этом есть и его вина, но ничего не мог поделать, и оставалось только надеяться, что со временем братья все же сблизятся.

— И где же ты был все это время? — после небольшой паузы вновь спросил его сын.

— Там, где цветут дикие розы, — ответил ему Мустафа.

— Розы? Какие розы? — удивленно посмотрел на него Демир.

— Там, где прошло мое детство, — ответил Мустафа, откинувшись на спинку стула.

— И что тебя туда привело?

— Колыбельная, — устало закрыв глаза, ответил Мустафа.

Демир переглянулся с Лейлой. Та недоуменно пожала плечами.

— Отец, я тебя не понимаю, — озабоченным голосом сказал сын. — Ты говоришь какими-то загадками. Можно же толком объяснить. Я ведь вижу, ты сам не свой. Тебя что-то выбило из колеи. А я знаю, что это трудно сделать. Значит, произошло что-то очень серьезное.

— Ты не должен это скрывать от нас, — сказала Лейла и, повернувшись к дочери, попросила ее: — Кэт, милая, оставь нас, нам нужно поговорить.

Но внучка упрямо наклонила голову:

— Я что, ребенок, чтобы пойти поиграть, когда взрослым нужно поговорить? Я же внучка своего деда, и если у него проблема, то и я должна это знать!

Демир побагровел и хотел было высказать все, что он думает о европейском воспитании, но Мустафа, властно подняв руку, его остановил.

Он понимал, что не должен молчать, но не знал, с чего начать свое повествование. С дождя, который загнал его под крышу крестьянского дома в Болгарии? Или с того дня, когда он покинул родную деревню и даже не оглянулся, уезжая?

Ну и что? Даже если Мустафа сейчас расскажет все это своим детям, они ничего не поймут. Он сам, с кем это все произошло, находится на грани понимания. Чего же требовать с родных…

Тяжело встав из-за стола, он достал из пиджака тетрадку и положил ее на стол.

— Что это? — в один голос спросили брат и сестра.

— Это? Это письмо. Письмо из прошлого. — Мустафа Гази, помедлив, передал листки перевода дочери. — Лейла, прочти вслух.

Дочь, слегка запинаясь, начала читать. Ее голос звучал сначала настороженно, затем все более взволнованно. Слушая ее, Мустафа с удивлением заметил, что понемногу избавляется от тяжести, что обрушилась на его сердце. В голосе Лейлы ему слышался голос матери. И казалось, что она сама обращается к нему сквозь непроницаемую толщу времен.

Когда дочь умолкла, в комнате повисла звенящая тишина.

— Как вы понимаете, Наапет — это я, — безучастно глядя в одну точку, сказал Мустафа.

— Вот так история, — как бы про себя проговорила внучка, прижав ладони к пылающему лицу.

Демир же стал белым как полотно.

— Что будет с Сулейманом, если он узнает? — спросил он, глядя на Мустафу. — Ты представляешь, что это будет за удар?

Ничего не ответил Мустафа, а только встал из-за стола и стал ходить взад-вперед по комнате, провожаемый тревожным взглядом сына.

— А что ты понимаешь под ударом, дядя? — спросила вдруг тихо Кадира. — Что дедушка — армянин? И что, мы тоже армяне?

Демир вновь побагровел:

— Что ты себе позволяешь! Чему вас учат в вашей Европе? Встревать в разговоры старших? Дерзить им? Никакого уважения!

— Не горячись, Кэт не сказала ничего такого, — вступилась за дочь Лейла. — Уже и спросить ничего нельзя, сразу Европа во всем виновата.

— Вот-вот, ты еще ее и поддерживаешь! Хочешь, чтобы она выросла такой же распущенной, как все эти, с килограммами штукатурки на лице? В шароварах ниже пупка? Этого ты хочешь?

Кадира, глядя в стол перед собой, сказала тихо, но твердо:

— Не говори так, дядя. Я не буду такой, потому что я внучка Гази, но я еще хочу стать свободным человеком.

— Свободным? От чего свободным?

Она откинула волосы с лица и распрямилась: